Двадцать два дня или половина жизни - [42]
Были ли ягодные кустарники когда-нибудь деревьями? Сделай для примера набросок дерева, на котором рос бы крыжовник.
Когда смотришь из поезда, кроны действительно выглядят как короны.
Одинокие дома; беленые стены; соломенные крыши; колодцы с журавлями; низменность, венгерская степь — Пушта, — как она описана в книгах, и Золтан читает мне, показывая на одинокие хутора, лекцию по истории Венгрии.
Золтан: «Вам не понять, что значит трижды за свою историю страшиться за само существование народа, языка, венгерского национального духа, трижды стоять перед угрозой национального уничтожения: перед угрозой физического уничтожения татарами в XIII веке, превращения в рабов турками в XVI веке, поглощения славянами и немцами в XVII–XVIII веках».
«Среди славян, немцев, валахов и других народов венгры составляют сейчас меньшую часть населения страны, и спустя века едва ли можно будет отыскать их язык».
Этот мрачный прогноз, сделанный около 1780 года, по мнению Золтана, помнит каждый венгр. Эти слова сказаны в одном из самых глубоких и самых гуманных сочинений своей эпохи — «Мысли о философии истории человечества», и его называют коротко: «Пророчество Гердера»[90].
Не боязнь раскола, национальных распрей, обнищания, утраты государственности, подавления, гибели культуры, нет — ужас перед угрозой самому этническому существованию.
Ах, кто прославит племя кунов, погибшее племя кунов, кунов с миндалевидными глазами, отважных, до безумия опьяненных жаждой свободы… О них напоминают лишь несколько имен, несколько неясных событий в истории мадьяров, но сами они исчезли: убиты, проткнуты копьями, изрублены мечами, прострелены стрелами, сожжены в огне, затравлены псами, погибли от голода, утонули в болотах, замучены пытками, разорваны конями.
Нет, мы не знаем, что это значит, и мы не способны этого ощутить.
Так как при всех своих поражениях, за исключением первой мировой войны, немцы всегда воевали с той и другой стороны, поражения не грозили существованию нации, а некоторые из них, например 1806 год, в определенных отношениях означали то, чем в целом стал май 1945 года: выигрышем в историческом смысле слова — возможностью радикальной демократизации. Но зато чем были победы, победы, победы…
Странно: когда я был солдатом, моя воля и мое сознание были проникнуты безграничной верой в Гитлера, и все-таки меня страшила победа, вернее сказать, мысль о ней приводила меня в ужас; правда, еще больше — в ином смысле больше — меня страшило поражение. С победой была связана перспектива долгого и бессмысленного солдатского прозябания где-нибудь на Урале; с поражением — перспектива этнического уничтожения. Этой альтернативой были порождены чудовищные, но очень точно выражающие настроения массы слова: «Камрады, наслаждайтесь войной, мир будет ужасен!» Это забыли.
Значит, есть все-таки возможность довообразить? В том-то и дело, что нет. То, что для меня было химерой, то для венгров трижды становилось действительностью. Но между воображением и опытом, между фантазией и действительностью есть разница.
(Выражения вроде «Фантазия была хуже, чем действительность» или противоположные им неправильны. Фантазия принципиально отличается от действительности.)
Судьбу, которую татарское нашествие уготовило побежденным, можно сравнить лишь с «окончательным решением еврейского вопроса» гитлеровскими фашистами. Это было истребление целых народов, и методы, в сущности, были похожими: за военной оккупацией следовали погром и уничтожение боеспособных мужчин; затем — проблеск надежды, приманка для тех, кто спасся бегством, спрятался, кого хотели выманить; печальная эйфория; заключение в гетто; списки подлежащих явке; массовый угон людей; «селекция»; изъятие последних вещей; ликвидация. Сохранилось свидетельство, написанное по-латыни очевидцем по имени Рогерий; его следовало бы перевести и издать, это документ европейской истории.
(Из хроники Рогерия: «Один год татарского господства полностью опустошил страну. Административная власть и судебные установления были разрушены, войско истреблено, большинство военнообязанных мужчин уничтожено. Во многих местах можно было за два-три дня пути не встретить ни одного человека».)
В то время спорили папа и император — седьмой Григорий и четвертый Генрих — о том, кто из них выше. Оба называли себя защитниками христианства, оба из точных свидетельств знали, что Венгрия истекает кровью, и каждый из них мог бы помочь, но каждый считал другого наибольшей опасностью. И несмотря на это, Генрих IV был знаменем для Фюшта.
После татар турки казались снисходительными, они довольствовались порабощением; они стремились скорее к ассимиляции путем обращения в свою веру, чем к физическому уничтожению.
Янычары, их преторианская гвардия, набирались исключительно из христианских мальчиков, обращенных в ислам; вероятно, существовали значительные литературные памятники, выражавшие это стремление к переходу в ислам, но они нам неизвестны.
В книге широко представлено творчество Франца Фюмана, замечательного мастера прозы ГДР. Здесь собраны его лучшие произведения: рассказы на антифашистскую тему («Эдип-царь» и другие), блестящий философский роман-эссе «Двадцать два дня, или Половина жизни», парафраз античной мифологии, притчи, прослеживающие нравственные каноны человечества («Прометей», «Уста пророка» и другие) и новеллы своеобразного научно-фантастического жанра, осмысляющие «негативные ходы» человеческой цивилизации.Завершает книгу обработка нижненемецкого средневекового эпоса «Рейнеке-Лис».
Учёный Пабло изобретает Чашу, сквозь которую можно увидеть будущее. Один логик заключает с Пабло спор, что он не сделает то, что увидел в Чаше, и, таким образом изменит будущее. Но что он будет делать, если увидит в Чаше себя, спасающего младенца?© pava999.
В книгу вошли лучшие, наиболее характерные образцы новеллы ГДР 1970-х гг., отражающие тематическое и художественное многообразие этого жанра в современной литературе страны. Здесь представлены новеллы таких известных писателей, как А. Зегерс, Э. Штритматтер, Ю. Брезан, Г. Кант, М. В. Шульц, Ф. Фюман, Г. Де Бройн, а также произведения молодых талантливых прозаиков: В. Мюллера, Б. Ширмера, М. Ендришика, А. Стаховой и многих других.В новеллах освещается и недавнее прошлое и сегодняшний день социалистического строительства в ГДР, показываются разнообразные человеческие судьбы и характеры, ярко и убедительно раскрывается богатство духовного мира нового человека социалистического общества.
Современные прозаики ГДР — Анна Зегерс, Франц Фюман, Криста Вольф, Герхард Вольф, Гюнтер де Бройн, Петер Хакс, Эрик Нойч — в последние годы часто обращаются к эпохе «Бури и натиска» и романтизма. Сборник состоит из произведений этих авторов, рассказывающих о Гёте, Гофмане, Клейсте, Фуке и других писателях.Произведения опубликованы с любезного разрешения правообладателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этом сборнике 17 известных авторов ГДР, свидетелей или участников второй мировой войны, делятся своими мыслями и чувствами, которые вызвал у них долгожданный час свободы, незабываемый для каждого из них, незабываемый и по-своему особенный, ни с чем не схожий. Для героев рассказов этот час освобождения пробил в разное время: для одних в день 8 мая, для других — много дней спустя, когда они обрели себя, осознали смысл новой жизни.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.