Двадцать четвертая буква - [41]

– Хорошо, а вы можете срезать ленту?

– Конечно.

Мужчина достал ножницы и разрезал эластичную ленту, стягивающую могучие клешни.

– Только не держите его в этой коробке слишком долго, он вырвется наружу.

– Спасибо.

О’Брайен расплатился и пошел обратно к «Джипу».

Барби видела, как он приближается, и поинтересовалась:

– А ты не захватил чего-нибудь выпить? «Колы» или еще чего?

– Барби, ты любишь суши?

Она наморщила нос.

– В жизни не стану есть сырую рыбу.

– Тогда тебе не понравится сырой краб, – заметил О’Брайен, пристраивая коробку между сиденьями.

– А насколько сырым они его приготовили? – спросила она, поднимая коробку.

– Если откроешь, я буду звать тебя Пандорой.

– Милое имя, – сказала она, открывая крышку. – О господи! Там живой краб! Здоровенный!

Она захлопнула крышку. О’Брайен завел мотор.

– А зачем тебе краб в коробке? – поинтересовалась Барби.

– Потом он переберется в сумочку.

Она взглянула на свою маленькую сумочку и замотала головой.

– Ни за что! Этой ужасной штуки в моей сумочке не будет!

– Не в твою, в ту, которая сзади. Не достанешь ее? Должна быть где-то на полу.

Барби повернулась и пошарила рукой.

– Тяжелая. А что в ней?

– Открой, – предложил О’Брайен.

– Я теперь боюсь. Там случаем не змея?

Барби медленно открыла сумку и заглянула внутрь.

– Ты что, какой-то псих? Зачем тебе наручники и диктофон?

– Склад, – пояснил О’Брайен.

Он забрал сумку у девушки, открыл ее, перевалил туда краба из коробки и застегнул сумку.

– Ради всего святого, что ты делаешь? Зачем ты засунул бедного краба в сумку?

– Когда летишь в страну Оз, соберись и держись покрепче.

* * *

О’Брайену удалось найти место для парковки на Вашингтон-авеню в двух кварталах от «Оз».

– О’кей, шоу начинается, – объявил он.

– Ты ничего не забыл? – спросила Барби.

– Что?

– Я понимаю, у нас очень странная свиданка, но ты сказал, что заплатишь мне. Ты не мог бы отдать мне деньги до того, как мы войдем? Дело не в том, что мне не хочется верить тебе. Ты, похоже, хороший человек.

– Ты права, – улыбнулся О’Брайен.

Он открыл бумажник и отсчитал деньги. Она сложила их и бросила в сумочку.

– Мне нужно, чтобы ты взяла и вторую сумку, – сказал О’Брайен.

– А если этот краб выскочит? И ты не думаешь, что девушка с двумя сумочками странно выглядит?

– Барби, никто не станет смотреть на твою сумочку или сумочки. А теперь слушай план. Очередь слишком большая, мы не можем ждать. Поэтому иди к дверям – а я пойду сразу за тобой – и скажи тому мускулистому парню в черном, что тебе срочно нужно в дамскую комнату. Слабый мочевой пузырь и все такое. Когда он согласится, скажи, твой дружок – старый друг Серхио Конти, и Серхио хочет показать ему клуб, но не может сделать это лично, поскольку сейчас крайне занят.

– Скажи еще раз, как его зовут?

– Серхио Конти.

Она прошептала имя, на секунду закрыла глаза и заявила:

– О’кей, пошли.

Когда О’Брайен с Барби шли по Вашингтон-авеню, мимо в «Лексусе»-кабриолете проезжали двое латиноамериканцев. Из машины гремел регги.

– Охеренная задница! – крикнул один из них.

Очередь в клуб «Оз» растянулась далеко за бархатные канаты, висящие на блестящих золотистых стойках. О’Брайен следовал за Барби. Они шли мимо загорелых тел, которые проводили большую часть дня на пляже, а сейчас приняли душ и переоделись в белое и все цвета Карибов. В общем запахе парфюмерии чувствовалась нотка марихуаны.

– Не могу поверить, что мы это делаем, – пробормотала Барби. – Это же лучший клуб в Саут-Бич.

– Не останавливайся.

– На нас все пялятся.

– Они пялятся на тебя. Меня никто не замечает.

– Краб шевелится в сумке. Я чувствую. Честное слово, Кен, – если тебя и вправду так зовут, – если он высунет клешню и ущипнет меня за задницу, я так завизжу, что меня услышат в порту Майами.

– Просто улыбайся и иди, – посоветовал О’Брайен.

Когда они добрались до начала очереди, Барби улыбнулась, сделала знак швейцару ухоженным пальчиком и подошла к нему. Мужчина смотрел на ее вздымающуюся грудь. Барби мастерски пользовалась своими формами. Мужчина кивнул, посмотрел на О’Брайена, который улыбнулся, и махнул рукой, что означало «проходите».

Они вошли в коридор огней, который вливался в огромный зал: сотни людей кружились здесь на танцполе или укрывались за тонированными стеклами VIP-комнат.

Барби обернулась к О’Брайену:

– Так вот он какой, «Оз».

47

– Ребята, вы больше не в Канзасе![15] – закричал в микрофон диджей. – Время веселиться, как в стране Оз!

Диджей стоял за приподнятой платформой и выделывался, как дирижер в последние секунды перед крещендо.

О’Брайен и Барби прошли мимо водопада, подсвеченного синими лампами. Потом прошли по извилистой желтой дорожке, исчезающей у огромного искусственного дерева. С того места, где стоял О’Брайен, было видно шесть барных стоек. По огромному помещению пробегали волны света всех цветов радуги. За пятидесятифутовым пластиковым экраном, подвешенным под потолком, сменяли друг друга стилизованные изображения Льва, Страшилы, Железного Дровосека и сражающихся ведьм в черном и белом.

На втором этаже виднелся с десяток VIP-комнат, выходящих на танцпол. За тонированными стеклами перемещались силуэты, напоминающие тени на жалюзи.