Два Виктора и половинка Антуанетты - [29]

– У разных людей время идет с разной скоростью, – подумало время и продолжало идти с разной скоростью у разных людей.

– Подумаешь! – презрительно сказали всякие глупости, – Люди успевают накуролесить даже в самый короткий промежуток. Для этого много времени не нужно. За одну ночь можно стать знаменитым, а можно – потерять свою единственную любовь. Которая предназначалась «на всю жизнь».

– Кто знает обо мне? – заметило предназначение, – Люди тратят годы для того, чтобы меня найти. Хотя я, по определению, есть у каждого.

– Потому и тратят, – откликнулось время, – Много лет уходит у людей на то, чтобы определить, что у них есть «по определению».

– Кто дает определения? – определениям определенно не нравилось, что все пытались определить их определенность, – Вы уж как-нибудь определитесь, господа, что вы имеете в виду.

Вид, в котором все что-то имели, только вздохнул. Смыслы менялись с каждым поколением новых умников, которые имели очень слабое представление о грамматике и других вещах.

– Я его имела в виду, – пожилая характерная актриса, которая с большим успехом играла любую роль в спектакле, где местом действия был одесский базар, – Я вам имею сказать, что я-таки имела его в виду.

– Вы так много имеете, что с вами просто страшно жить, – с той же интонацией вторил ей герой-любовник, которого по ходу пьесы характерная актриса всегда обводила вокруг пальца, что нарушало все законы всех жанров, но смотрелось весьма современно.

– Иметь и обладать – это разные вещи, – проговорили законы жанров, которые постоянно нарушали в современных постановках.

Иногда получалось даже забавно. Иногда- оригинально. В некоторых случаях – глупо и искусственно.

Но законы жанров продолжали настаивать на своем. Только чуть-чуть сдвигали свои границы. Совсем не в угоду времени, а в знак уважения.

… В королевстве аксессуаров Зи перчатки занимали особое место. Существовал один из видов перчаток, которые просто сохраняли температуру руки. Наденешь на теплую руку – она останется теплой. Наденешь на холодную – она не согреется.

Поэтому, когда Зи говорили о том, что она меняет мужчин, как перчатки, она только пожимала плечами. Если с перчатками, как и с мужчинами все зависит от тебя самой, то… что остается делать?

Тем более, не так уж и часто она их меняла.

Перчатки.

Да и мужчин, впрочем, тоже.

Хотя, со стороны казалось, что…

«Со стороны всегда виднее, – говорила сторона, с которой было виднее, – Вы можете сами в этом убедиться».

«Совсем не всегда, – возражала своенравная Зи, – разве кто-то, кроме меня, может знать, что происходит с моей рукой в перчатке? Причем тут какая-то другая сторона? Мы хорошо знаем, что любая изреченная мысль – это ложь… Ну, пусть, не всегда ложь, но существенная погрешность все-таки присутствует…»

Несмотря на всю свою искрящуюся сексуальность, симпатичность и легкомыслие, иногда Зи просто поражала своей глубиной. Особенно, если речь шла о мужчинах.

Ну и о перчатках, заодно.

«Сегодня мне можно присудить черный пояс по черным мыслям, – говорила Зи Марфе, – все не так и не туда. Хочется сесть и ныть кому-то в жилетку…»

«Уже и здесь меня приплели, – подумал черный пояс, – я бы не стал смешивать все в одну кучу.»

Но Зи Гранкина любила блеснуть красным словцом, причем это у нее обычно неплохо получалось. Проблема сегодняшнего дня заключалась в том, что пояс и мысли были черными, а словцо – красным. Вот Зи и не придумала ничего лучше.

– Я возмущена до мозга костей, – вздохнула Марфа, – как можно так поступать?

«Мозг костей», который поместили на место «глубины души», только вздохнул. «Ах, девушки-девушки, вам бы только выразиться посимпатичнее…»

– Если не выражаться посимпатичнее, то во время беседы может возникнуть неловкая пауза, – заметила неловкая пауза, которая в отличие от обычной паузы, всегда ставила собеседников в неловкое положение.

– Ха-ха, – отозвалась опять сторона, – И все-таки, все зависит от того, с какой стороны смотреть… Одна и та же пауза одному кажется неловкой, а другому – самой обычной.

– Я часто бываю самой обычной, и мне ничуть не стыдно в этом признаться, – подумала пауза, – это сами люди делают меня неловкой. Но я в этом совсем не виновата. Разве кто-то упрекнет в неловкости, например, музыкальную паузу?

– А уж про театр и говорить нечего, – воскликнула крыша театра, – театр без паузы – это не совсем театр. Вспомните Джулию Ламберт! О, сколько глубокомысленных и многозначительных пауз находится одновременно под одной крышей!

– Очень часто именно во время паузы случается все самое важное! – добавила пауза, – И не только в театре, заметьте…

– Нужно просто уметь их делать. Я имею в виду паузы, – заявила теория относительности, хотя, с первого взгляда, она была тут совершенно некстати.

– Так вот, «кстати» или «некстати» – это тоже очень относительно, – продолжала настаивать на своем теория, – все зависит от точки зрения, – вы же не станете спорить, что две пылинки на шкафу – это одно, а две пылинки во Вселенной – это другое?

– Не станем, – отозвались пылинки, – редко кто будет уравнивать в правах пылинку на подоконнике с пылинкой в собственном глазу.