Два Виктора и половинка Антуанетты - [31]

– Все стремятся побыстрее добраться до конфет, – вставила упаковка, – Кроме всего прочего, роли, которые приписывают всяким второстепенным вещам, часто не соответствуют их сути. Во всех отношениях.

– Да ладно, – отмахнулась одна маленькая конфетка, которая осталась в коробке по очень простой причине – все были слишком хорошо воспитаны, чтобы взять последнюю конфету из коробки, – Не задирай нос! Фи… какая-то упаковка.

– Я не претендую на главную роль, – заметила упаковка с пупырышками, – Это было бы даже странно… Я только хочу еще раз согласиться с теорией относительности. Маленькие второстепенные вещички часто вынуждены смотреть на мир совсем другими глазами. В другой системе координат. Под другим углом. Ну и так далее. Все относительно…

– ОК, – махнула рукой пауза, – Слишком много разговоров! Делаем паузу! И, если она покажется кому-нибудь неловкой, что ж, напомним о теории относительности, в таком случае!

Маленькая конфетка, которая по чистой случайности осталась в коробке, только вздохнула. Маленьким конфеткам, если они не отличались каким-то особым вкусом, очень редко удавалось вставить свое слово. А ведь им тоже было, что сказать!

Увы (или «не увы?»), в наши довольно странные времена, те, кто держится нейтрально, вызывает больше подозрений, чем те, кто ведет себя каким-нибудь странным образом.

«Все относительно, – мелькнул странный образ, и тут же исчез, – То, что одному кажется странным, другому – самым, что ни на есть, обыкновенным».

Зи Гранкина стояла в «пробке» и элегантно нервничала. Она всегда была элегантной и ничего не могла с этом поделать. Если бы в ее машине был еще кто-то, то, возможно, она бы как-то по-другому выражала свои эмоции, но, поскольку слышать ее могли в данный момент только детали и аксессуары салона, ей абсолютно некому было пожаловаться.

И не для кого стараться.

Да и виноватых, в принципе, тоже не было. Увы…

Зи, которая отличалась нравом стихийного бедствия, нервничала почти молча. И дело было даже не в том, что она опаздывала. Это было вторично.

Главное, она просто не могла стоять на месте. И от этого курила и бурчала себе под нос, двигаясь со скоростью пять километров в час.

Зи, которая всю жизнь мчалась вперед со скоростью, вдвое больше дозволенной во всех отношениях!

«Ну со мной-то все понятно, я еду на репетицию, – думала Зи, – а другие куда тащатся и создают заторы? Почему им не сидится дома? А еще говорят, что бензин дорожает! Что-то не видно!»

«Самооправдание – главная причина всех глобальных неприятностей, – подумал главный режиссер театра, пролистывая новый сценарий, – Это ужасно, когда люди говорят «Мы стреляем, потому что защищаем свою идею, но почему, при этом, кто-то стреляет в нас? Как можно!?»

«Да, – подумала Елена, – шпион и разведчик – это, по сути, одно и то же. Разница в том, с какой стороны ты на это смотришь. Наш человек, проникший на сторону врага, – это разведчик, благороднейший из благородных… Их человек, выуживающий какие-то сведения у нас – шпион, враг, мошенник, манипулятор…»

– Безусловно, – сказало самооправдение, – Моя причина – это причина, остальные причины – пустяки. Мой аргумент – это весомый аргумент, а остальное – так, болтовня. Я имею право, потому что я его имею, а остальные – что они тут делают? Мне действительно нужно, а другим… зачем?

– Да-да-да, – сказали хором причины, аргументы и права, – все зависит от того, на чьей стороне мы находимся в данный момент. А времена ведь меняются…

«Увы, – вздохнула крыша театра, – сколько причин, аргументов и прочих правильных вещей я храню тут, наблюдая за тем, как отношение к ним меняется с течением времени. Здесь, в театре все зависит не только от того, в уста (или в голову) какого действующего лица они «вложены», но и от того, кто исполняет эту роль. В одной и той же пьесе, одну и ту же фразу Зи Гранкина скажет так, что кто-то влюбится в нее в ту же минуту, а, если эту фразу произнесет Лилу, то ее пожалеют. Половина зрительного зала осознает всю глубину актрисы «слегка за сорок» после этой реплики, а вторая половина просто пожмет плечами, если эту роль поручить, например, молодой актрисе, которая уже в студенческие годы активно играла председателей колхоза и директора завода…»

– О какой фразе, например, идет речь? – спросил зрительный зал, – Что-то ты, крыша театра, слишком увлеклась в своих размышлениях.

Они так давно знали и поддерживали друг друга, что могли себе позволить некоторые вольности и даже легкие замечания.

– Да возьмите любую фразу, – ответила крыша, втайне радуясь, что она, по мнению зрительного зала, только увлеклась, а не поехала окончательно, – например, самую банальную – «Я тебя люблю».

– Ничего себе! Вот это представление о банальности! – сказала фраза и тут же примеряла на себя роль Зи, Лилу, Актрисы «слегка за сорок», «директора завода», а заодно и нескольких других актеров и актрис, которые произносили эти слова на сцене театра.

И не только театра.

И не только на сцене.

И не только актеров.

И не только в виде роли.

– А если бы те же люди произнесли ту же фразу в той же роли (или не роли) не в этом городе и не в этом театре, а где-нибудь в Иерусалиме или Токио, – то она тоже прозвучала бы иначе, – добавила сцена.