Два товарища - [35]

Тут выступил Слава. Перед этим они с Костей усиленно шептались. Слава заявил решительным тоном, что в разведку следует послать их, то есть его и Костю. Правда, они мальчики, но это лучше: на них не обратят внимания, и они сумеют все разузнать. У них есть опыт, и как моряки…

— Скажи пожалуйста, даже моряки! — перебил его отец.

Слава покраснел, замолчал.

Сверх ожидания, за него вступился Познахирко:

— Мальцы-то мальцы, одначе и в мальцах ныне сила. Гляди: лодку назад отобрали, карабин притащили, дай им бог здоровья…

Николай Евгеньевич поморщился. Но Познахирко, потому ли, что очень устал, или слишком много пришлось ему испытать за эти два дня, видимо, не так его понял. Он поднял на доктора глаза, жестко сказал:

— Я тебя, Николай Евгеньич, давно знаю, и ты меня, старика, знаешь. Так что не обижайся. Мой ли сын, твой ли — все едино, жалеть не время.

— Я не о жалости, — ответил, медленно краснея, как недавно Слава, Николай Евгеньевич. — Разве я о жалости? О деле, о деле…

И верно, первое дело, заботившее сейчас моряков, — это достать оружие. Абдулаев, Зозуля и Микешин вызвались напасть на румынский пост на мысе Хамелеон и разоружить его. Для начала у них имеются карабин, тесак и ножи, а на худой конец пригодятся матросские кулаки.

Настя предложила показать морякам дорогу.

— Ты? — удивился ее отец.

— А что? — Настя вскинула голову и посмотрела на отца такими же серыми, сердитыми, как у него, глазами.

— Ну, дай бог, коли так, — только и сказал Познахирко.

Костя был поражен поведением Насти. До сих пор он был о ней невысокого мнения.

Этой же ночью моряки вместе с девушкой отправились к мысу. Вернулись они под утро, принесли три винтовки, подсумки с патронами, зажаренную баранью ногу и плетеную бутыль с легким бессарабским вином. Никто не пострадал, кроме Абдулаева, у которого рука была завязана окровавленной тряпкой.

Солдаты на мысе Хамелеон, очевидно, настолько привыкли к спокойному образу жизни, что больше были заняты бараниной и вином, чем своими прямыми обязанностями. Поэтому, если верить Микешину, трудной оказалась только дорога — острый, обрывистый гребень мыса, с которого, того и гляди, сорвешься в темноте. Здесь все зависело от Насти: она указывала, как пройти.

— Боевая дивчина! — вставил Зозуля. — Без нее Микешке труба!

Микешин покосился через плечо на низенького Зозулю, подождал, не скажет ли он еще что-нибудь, и продолжал рассказывать. Когда они достигли оконечности мыса, было за полночь. Три солдата спали под навесом, а четвертый, накрывшись балахоном, сидел с винтовкой в руках. Микешин подполз к нему с одной стороны, Абдулаев — с другой, и разом столкнули его со скалы в море. Он и крикнуть не успел. Потом все трое полезли под навес, связали сонных солдат. Один из них успел все-таки пырнуть Абдулаева тесаком.

Матросы отобрали оружие, патроны, гранаты; галеты, консервы сунули в мешок, который нашли под навесом, и стали думать: что делать с этими вояками? Оставить нельзя, взять с собой тоже нельзя.

— Ну, чтобы не обидно было, отправили к их дружку в море купаться, — заключил Микешин свой рассказ.

— А Настенька винца раздобыла за упокой их души, — опять вставил Зозуля.

Девушка взглянула на него, смущенно засмеялась. Засмеялись все. Один Епифан Кондратьевич промолвил серьезно:

— Вот ты говоришь: вояки? А с чего, спрашивается, им воевать? С какого интересу? То Гитлеру интерес. А за него они, может, не дюже и стараются.

— Это, папаша, оставьте! — сердито перебил Зозуля. — Стараются не стараются, а полезли к нам. Стало быть, разговор короткий.

— То верно.

Итак, первая вылазка закончилась удачно. Захваченное оружие сразу превращало моряков в маленький боевой отряд.

4

На следующее утро Костя, Слава и Борька Познахирко, оживленно обсуждая последние события, отправились на Казанку. Их обязанностью было следить за пролегавшей по ту сторону речки дорогой. Доктор еще не разрешал Борьке много ходить, но он удрал тайком.

Мальчики из предосторожности шли зарослями. Достигнув Казанки, они засели в прибрежных камышах. Дорога, уходившая степью к городу, была ясно видна. На ней вздымалась пыль, но никто не шел и не ехал по ней. Косте надоело смотреть в ту сторону. Он передвинулся подальше, на бугорок, и вдруг замер. На противоположном берегу, заросшем красноватым лозняком, он заметил широкополую соломенную шляпу-бриль, вроде той, какую носил Данила Галаган.

Костя ползком, как уж, попятился, Слава и Борька вместе с ним принялись наблюдать за противоположным берегом. Шляпа не двигалась. Обладатель ее, очевидно, сидел. Что он здесь делал? Может быть, это Галаган? Тогда нужно немедля сообщить на хутор. Но прежде всего следует узнать, кто это.

Ребята подкрались ближе к воде, но человек на том берегу устроился так ловко, что и теперь его трудно было разглядеть. Долговязый Ходуля поднялся на колени, тихонько высунул длинную шею из камышей. То, что он увидел, немало удивило его. Человек в соломенной шляпе оказался вовсе не Галаганом, а белобрысым дядькой в вышитой украинской рубашке. Он сидел на корточках и удил рыбу.

Борька поделился с товарищами своими наблюдениями. Костя не поверил и сам высунул голову из камышей. Действительно, белобрысый дядька удил рыбу удочкой. Кто он такой?