Два товарища - [34]

Костя слышал, как ответил ей старый Познахирко, что «моряцкая кость, она покрепче камня».

Всё в этих людях казалось Косте и Славе необычайным и вызывало желание подражать. Даже то, что особенно трудно для мальчиков: привычка к порядку, чистоте, точности, дисциплине. Сколь ни мало походила жизнь на заброшенном хуторе на ту, которой жили моряки прежде, они во всем старались сохранить привычный и любимый ими корабельный распорядок. Даже курили они только на «баке» — так окрестили моряки толстый дуплистый пень возле колодца. Не было ссор, ругани, приказы исполнялись точно, от работы никто не отлынивал.

Это был иной, новый и строгий мир — мир военного корабля, о котором Костя и Слава мечтали, но который выглядел не совсем таким, каким они себе его представляли прежде.

3

Прошло две недели.

Жизнь на хуторе была нелегкой. Кончился хлеб, его заменяла мамалыга. Не хватало перевязочного материала, на бинты пошло все белье обитателей хутора; отсутствовали медикаменты. Правда, в этом помог Семенцов. Переправив партизанам заготовленную рыбу, он обратным рейсом доставил немного медикаментов и стерильной марли. Но это было в самом начале. А больше Семенцов не появлялся.

При всем том раненые один за другим выздоравливали. Было ли причиной этого их природное здоровье, или умение доктора Шумилина и заботливый уход Насти, или сравнительный покой и отдых после тягот войны, или все это вместе взятое, но даже тяжелораненые поднялись на ноги. Лазарет опустел.

Еще в первые дни появления моряков Костя рассказал Микешину о матросе Баклане и о том, что его могила находится на острове, неподалеку от хутора. От Микешина узнали его товарищи. По их просьбе старик Познахирко снова рассказал историю жизни и гибели Павла Баклана.

— Крепко воевали, — задумчиво произнес Микешин.

— За народ воевали, потому и крепко, жизни не жалели, — ответил старик. — А теперь вы, молодые, так же воюйте, и пусть матросская слава не померкнет вовек! — Он сказал это медленно, почти торжественно.

И все моряки встали, словно отдавая честь героям гражданской войны.

Несколько раз они переправлялись на остров, взбирались на курган, к матросской могиле, подолгу смотрели на степь внизу, на белую ленту дороги, на солончаки и на море, далеко видное отсюда. Но и море, и степь, и даже голые солончаки были им теперь недоступны. Тем сильнее горела в них ненависть к врагу и желание поскорее вернуться в строй.

Вечерами моряки теснились вокруг радиоприемника, слушали сводки с фронта и спорили. Одни хотели пробираться через фронт к своим, в Севастополь, другие говорили, что нужно связаться с местными партизанами, и все думали о том, как раздобыть оружие.

Шумилин разделял их желания, но он понимал, что нельзя действовать вслепую. Поэтому его беспокоило долгое отсутствие Семенцова. Он посоветовался со стариком Познахирко, и Епифан Кондратьевич решил наведаться в город.

Он вернулся спустя два дня, привез ворох новостей, и все, кроме одной, были дурные. В город назначен немецкий комендант, он угоняет людей в Германию на работу. А недавно появилось и гестапо. Хватают людей ни за что ни про что, пытают, живым никто не вернулся. А румыны хвосты поджали…

Епифан Кондратьевич рассказывал медленно, не глядя ни на кого. Сухая длинная спина его согнулась. Он приметно исхудал за два дня, и, когда сворачивал цигарку из листового табака, который привез морякам в подарок, его коричневые бугристые руки дрожали. Но говорил он твердо, называл имена людей, попавших в гестапо, имена предателей, вроде Галагана, который служит полицаем. Это он выдал своих соседей — Шевелевича с больной женой. Сын Шевелевича Сема спрятался было, так Галаганиха указала на него, собаками затравили…

Слова Познахирко разбередили собственное горе Кости и Славы. Опять перед ними встала та страшная ночь, горящее в море судно, тело тети Даши, выброшенное на мель…

— Вот и Сема… а за что? — Костя судорожно вздохнул.

— Молчи! — прошептал Слава, хотя Костя и так молчал.

— Лютует Гитлер, — сказал Епифан Кондратьевич и впервые поднял глаза. Они заблестели из-под черных, не седеющих бровей. — А все ж таки… нас ему не сдюжить!

— Верно, папаша! — одобрительно откликнулся Микешин, до сих пор слушавший хмуро и недовольно. — Вот это верное слово!

— Неужто все молчат? — зло спросил Зозуля.

— А ты поговори, попробуй, — ответил Познахирко.

Он не любил, когда его перебивали, тем более сейчас, когда он хотел сообщить о том, что составляло главную цель его опасного путешествия — о партизанах. Партизаны уже начинают действовать: расклеили и разбросали по городу листовки, подорвали на шоссе машину с вражескими солдатами, сожгли склад с зерном.

Связь с партизанами поддерживается через надежного человека в городе (это был Михайлюк, Познахирко не назвал его фамилии), но по неизвестной причине прервалась. Может, гестапо пронюхало, а может, партизаны выжидают до времени. Стало быть, морякам нужно либо тоже выжидать известий от партизан, либо самим действовать.

На этом Познахирко кончил.

Теперь возникли два вопроса: как связаться с партизанами и где раздобыть оружие? Трудность заключалась еще в том, что никто из моряков не знал этих мест. Доктора Шумилина в городе и окрестностях слишком хорошо знали, а Познахирко измучен путешествием, да и не хотели моряки подвергать старого человека опасности дважды подряд. Как же быть?