Два соперника - [13]

X

— Нѣтъ, я положительно вѣрю теперь въ сліяніе душъ, говорила Анна Федоровна, здороваясь съ Иваномъ Артамонычемъ. — Сейчасъ Надя чистила бруснику, вдругъ оставила ее чистить и пошла мыть руки. Я говорю ей: «что ты? Куда?» А она отвѣчаетъ: «Иванъ Артамонычъ ѣдетъ, надо встрѣчать». И только-что вымыла руки, не успѣла даже снять передника, какъ вы подъѣхали. Это называется: Сердце сердцу вѣсть подаетъ. — Именно-съ… Я самъ о Надеждѣ Емельяновнѣ всю дорогу думалъ, отвѣчалъ Иванъ Артамонычъ и, протянувъ Наденькѣ что-то завязанное въ бумагу, сказалъ:- Моей наисладчайшей сладкое…

Наденька взяла завязанное въ бумагу и проговорила: «мерси».

— А ручку поцѣловать можно? спросилъ ее Иванъ Артамонычъ.

— Обѣ вашимъ подаркомъ заняты.

— Я приложусь, не заставляя васъ выпускать изъ рукъ мой подарокъ.

— Ну, прикладывайтесь.

Иванъ Артамонычъ наклонился и чмокнулъ руку Наденьки.

— Коробочку-то попрошу вскрыть сейчасъ-же, сказалъ онъ. — Тамъ сюрпризецъ есть.

Всѣ отправились на балконъ, гдѣ Наденька, развязавъ бумагу, увидала коробку, а вскрывъ эту коробку, вынула оттуда большую розовую атласную бомбоньерку.

— Ахъ, какая прелесть! воскликнула Анна Федоровна.

— Вскрывайте, вскрывайте дальше, продолжалъ Жванъ Артамонычъ.

Наденька приподняла крышку бомбоньерки. Сверху на конфектахъ лежалъ золотой браслетъ и блестѣлъ брилліантами.

— Ахъ, какая прелесть! вскрикнула Наденька.

— Прошу надѣть его на руку и носить на радость.

— Покажи-ка, покажи-ка… протискалась къ дочери мать. — Боже, какъ вы балуете Надюшу, Иванъ Артамонычъ!

— Еще больше буду баловать, только бы Надежда Емельяновна меня искренно полюбила.

— Иванъ Артамонычъ! Вы, я думаю, съ дорожки-то проголодались, а до обѣда еще добрыхъ полчаса, такъ не хотите-ли предварительно выпить водочки и заморить червячка солененькимъ? предложилъ отецъ Наденьки.

— Охотно, охотно, добрѣйшій Емельянъ Васильичъ, отвѣчалъ женихъ.

— Такъ пожалуйте. А ужъ какой я васъ копченой лососиной угощу!..

— Копченую лососину мы потомъ-съ… А прежде я желаю отдать предпочтеніе приготовленіямъ молодой хозяйки. Сейчасъ я слышалъ, что она трудилась и чистила своими прелестными пальчиками бруснику, — вотъ я этой-то брусникой и закусилъ-бы.

Мать и дочь переглянулись. Вышелъ неожиданный скандалъ. Брусники въ домѣ не было. Вскорѣ, однако, Анна Федоровна нашлась и объявила:

— Представьте, какой случай! А вѣдь бруснику-то я послала поставить на чужой ледникъ черезъ дорогу на сосѣднемъ дворѣ. Въ нашемъ ледникѣ, какъ есть до капли, весь ледъ стаялъ — вотъ я и послала къ сосѣдямъ.

— Печально, очень печально, покачалъ головой Иванъ Артамонычъ. — Нѣтъ-ли тогда какой-нибудь другой закуски, къ которой прикасались-бы ручки Надежды Емельяновны?

— Маринованные грибы есть ея приготовленія.

— Ну, такъ мы маринованнымъ грибомъ закусимъ, а ужъ копченую-то лососину я потомъ… Долженъ вамъ сказать, что я умиляюсь передъ каждымъ домашнимъ приготовленіемъ. Это моя страсть…

Иванъ Артамонычъ подошелъ къ закускѣ, выпилъ водки и сталъ тыкать вилкой въ маринованный грибъ.

Черезъ четверть часа сидѣли за столомъ и обѣдали. За послѣднимъ блюдомъ Анна Федоровна спросила:

— Когда-же, Иванъ Артамонычъ, свадьба?

— А это, какъ вы, многоуважаемая Анна Федоровна… Я горю нетерпѣніемъ покончить все это скорѣй. Для меня — чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Теплое гнѣздышко для той прелестной птички, которая прилетитъ ко мнѣ, готово.

— Послушайте, Иванъ Артамонычъ, я желаю, чтобы будуаръ былъ новый и непремѣнно голубой атласный, вставила свое слово Наденька.

Иванъ Артамонычъ подумалъ и произнесъ:

— Хотѣлось-бы не перемѣнять обстановку, но хорошо, извольте: будуаръ будетъ новый. Желаете изъ голубаго атласа?

— Непремѣнно.

— Будетъ исполнено.

— Такъ назначайте-же день свадьбы-то, Иванъ Артамонычъ, приставала къ нему мать Наденька.

— Извольте-съ. Въ воскресенье черезъ двѣнадцать дней.

— Что вы, что вы! Въ такой короткій срокъ мы не успѣемъ сдѣлать для Надюши приданаго. Вѣдь надо заказать бѣлье, подвѣнечное и визитныя платья, шляпки, пальто, разныя сорти де баль… Наконецъ, прежде всего, намъ нужно отыскать зимнюю квартиру и переѣхать съ дачи.

— Поторопиться, такъ все можно сдѣлать. Двѣнадцать дней срокъ большой.

— Такъ-то оно такъ, но…

Анна Федоровна начала мигать мужу, чтобы тотъ начиналъ разговоръ о деньгахъ на приданое, но тотъ сидѣлъ выпуча глаза и молчалъ. Анна Федоровна рѣшилась начать сама.

— Ахъ, Иванъ Артамонычъ! вздохнула она. — Конечно, богатые люди сейчасъ-же могутъ приступить къ покупкамъ и заказамъ, но не скрою отъ васъ, что мы ужасно стѣснены въ денежномъ отношеніи. Кромѣ жалованья, Емельянъ Васильичъ не имѣетъ ничего — и вотъ для того, чтобы сдѣлать для Нади хоть какое-нибудь приданое, онъ долженъ искать гдѣ-бы занять денегъ, а вы знаете, какъ это трудно!

— Да, не легко, согласился Иванъ Артамонычъ.

Анна Федоровна продолжала:

— Вотъ ежели бы вы ссудили насъ деньгами на приданое для Наденьки.

Иванъ Артамонычъ побарабанилъ пальцами по столу и спросилъ:

— А осмѣлюсь спросить, сколько надо?

— Да это зависитъ отъ васъ, зависитъ прямо отъ того, какое-бы вы приданое желали, чтобы имѣла Наденька.

— Вѣдь вамъ только на бѣлье и на платья… Тысячу рублей довольно?