Два солнца - [8]

Чьи океаны,

Чьи моря и реки...

Великое — оно на всех одно...

Что значу я

В сравнении с великим

Светилом всех народов и веков,

Когда мне дорог запах повилики,

И дым костра,

И тени от стогов,

Когда молчат покинуто березы,

Как будто слыша стуки топора.

В такие ночи вызревают грозы.

Ты спи, родная, спать давно пора...

А я не сплю,

А я бреду бессонно

По некогда исхоженной тропе

На грани тени и на грани солнца,

Принадлежа России

И тебе.

1965

* * *

Люсе

Как уголек сожженной спички,

Как дым ромашек на лугу,

Любовь становится привычной.

Но я привыкнуть не могу.

И как привыкнуть, я не знаю.

С годами

Любится сильней.

Ты для меня всегда — иная,

Но не привычней, а ясней.

Ясней глаза,

Что отражают

Небес весеннюю красу.

Ясней любовь,

Что отражает

Любую страшную грозу.

Ясней терпение,

С которым

Ты, бесшабашного, меня,

Зовешь в грядущие просторы

Тобой увиденного дня.

Люблю, как заново рождаюсь.

И в новорожденной тиши

Живу, изменой не касаясь

Твоей доверчивой души.

Как от добра добра не ищут,

Любви не ищут от любви.

Я тот же, только сердцем чище,

И жарче жар в моей крови.

Я словно к тайне причастился

Прошедших и грядущих дней.

Гляди! Я заново родился,

Как в первый день любви моей.

1966

ЛИСТОПАД

Осенние кустарники красны.

И желтизна берез

Дрожит над ними.

И я бреду

И повторяю имя

Той самой,

С кем расстался до весны.

Я не грущу,

Хотя грустят леса, —

Их тоже до весны покинут скоро

Тетеревов любовные раздоры,

Листы берез

И птичьи голоса.

Что сделаешь!

Листву не удержать,

И журавли не могут оставаться.

Им надо — ввысь,

Им надо — оторваться,

А лесу нужно молча провожать

И не грустить в рябиновом огне

И в пламени берез,

Что тихо гаснут...

Тогда зачем тревожиться напрасно,

Зачем грустить, когда не грустно мне?

Мне весело от мысли,

Что назад

Вернутся птицы

И листва вернется.

И не беда,

Что сердце грустно бьется,

Что на душе

Осенний листопад.

1966

В КРАЮ СКАЗОК

Я верю белизне берез,

Заре,

Малиновкой летящей,

Когда молчу,

Под скрип колес

Вплывая в утреннюю чащу.

И конь,

Уздечкою звеня,

Бредет, за ветки задевая...

И от росинок, как бывает,

Намокнул рыжий круп коня.

Гляжу,

Под жалобу колес

Дремотою объятый вроде,

Как солнце медленно

С берез

На землю грешную нисходит.

И вот уже

Сквозь синь росы,

Сквозь проглянувшее оконце

Возникли рыжие усы

Веселого, как бубен, солнца.

Оно касается меня

И словно делает счастливым.

И грива рыжего коня

Горит, как золотая грива.

Ударил дрозд.

Защелкал клест.

Забился, пламенея, дятел.

И смолк дремотный скрип колес,

И замер конь,

Как будто спятил.

Оторопелый, он молчит.

И, бессловесный, онемело

Копытом о землю стучит.

И снова трогает

Несмело.

И — наступает новый день

В краю,

Где сказки не забыты,

Где смотрят в окна деревень

Все те же грустные ракиты,

Где на печи,

Под потолком,

Гутарит кот, сощуря око,

С Иванушкою-дурачком,

Что ходит в дураках

До срока...

Я тоже там,

На печке,

Рос.

И сказкам тем же

Крепко верил,

Поверя белизне берез,

Что отворяет

Солнцу двери.

1966

* * *

Я нынче слишком одинок.

Мне слишком грустно

И обидно,

Что никого вокруг не видно

Из тех, кто бы в беде помог.

Наверно, сердце неспроста

Болит невысказанной болью

Перед извечною любовью,

Где бесконечна красота.

Я одинок...

А ты ушла

В свои заботы и тревоги.

Остановись на полдороге,

Вернись, забудь свои дела.

Приди, прошу тебя, приди!

Я расскажу, как это было,

Как сердце занялось в груди

И как потом оно остыло.

Приди в мерцающую стынь.

Я расскажу,

Как сердце бьется

В песках неназванных пустынь,

В глубинах брошенных колодцев.

Приди!

Уйми мою печаль,

Сними беду своей рукою.

Неужто же тебе не жаль

Меня, не знавшего покоя?..

Я сам не знаю,

Что со мной.

Уж больно сердце одиноко...

Остановись оно до срока —

Не знаю, кто тому виной.

Я просто буду молча спать,

Принадлежа корням и травам.

И одиночества отрава

Меня не сможет напугать.

Я буду вечен,

Как и та,

Которую искал годами,

Совсем забыв,

Что красота

Была, как пропасть, между нами.

1966

ЦВЕТ ЗЕМЛИ

Земля в масштабе мирозданья.

Я не о ней хочу сказать.

Я все о той,

С кем на свиданье

Явился тридцать лет назад.

Явился к роднику,

Откуда

Носили воду сотни лет

Поклонники земного чуда,

Веками сеявшие хлеб.

Явился я звонкоголосо

Туда,

Где, как и в старину,

Стозвучно

Косы на прокосах

Озвучивали тишину.

По клеверам шмели сновали,

Гудели липы у реки,

И голуби

Зерно клевали

Доверчиво с моей руки.

Дорога.

Тропка полевая.

Поющий перепел во ржи...

Явился я,

Не понимая,

Что это — мне принадлежит.

И после,

В грохоте орудий,

Который слышал не в кино,

Я думал,

У меня не будет

Всего того,

Что мне дано:

Ни клевера,

Ни речки синей.

Ни трепета перепелов.

Была со мною боль России —

Без ярких красок, ярких слов.

Все было серое.

Шинели

И грозовые облака.

И серые ветра шумели

Над серым отблеском штыка.

Холстами серыми

Проселок

За серым лесом пропадал.

И серый дым

Кружил по селам,

И серый пепел оседал.

Тонуло солнце дымным шаром.

Не слыша птичьих голосов,

В огне рябиновых пожаров,

Во мглистом сумраке лесов...

И вот теперь,

Когда мне снова

Дано все то, что надлежит,

Я не могу уйти от слова,

Что рядом с памятью лежит.

Я не могу уйти от сердца.