Два солнца - [14]

А тем ли дорожу,

А правильно ли выбрана дорога?

Все правильно!

Я славлю белый свет,

Где радуются, любят и страдают.

Читатель говорит, что я поэт.

И критики ругают,

Но читают.

Я воздухом Отечества дышу.

Служу ему своим нехитрым словом.

Вот только

От деревни ухожу,

Но я вернусь к ней непременно

Снова.

Когда-нибудь

Вернусь к ней навсегда.

И это будет буднично и просто,

Лишь с неба молча

Упадет звезда

На свежий холм у древнего погоста.

1970

* * *

Знакомая дорога убегает

Через поля, где убрана пшеница,

Где, невесомость в небе постигая,

Парит

Почти невидимая птица.

И — тишина.

И — ничего живого.

Лишь я да эта птица надо мною.

Пред тишиной

Теряет силу слово,

Нагруженное звонкой тишиною.

И я молчал.

И только думал:

Мне бы,

Подобно птице,

Плыть и плыть часами

Над тишиною скошенного хлеба

Под вечно молодыми небесами.

1970

ДВА СОЛНЦА

Два солнца каждому дано.

Сумей не проглядеть второе.

Ему за жизненной горою

Дремать до срока

Суждено.

Сумей

В мельканье трудных лет,

Что без конца бегут куда-то,

Не проглядеть его рассвет,

Чтоб не познать

Его заката.

Его восход увидел я

Сквозь проглянувшее оконце.

Любимая!

Судьба моя,

Мое второе в жизни солнце.

Одно желание в груди:

Пусть будет вечным день восхода.

Свети!

И в непогодь свети,

Как светишь в ясную погоду.

В мельканье дней,

В мельканье лет,

В беде и в радости

С годами

Я не растрачу этот свет,

Чтоб ночь не встала между нами.

Два солнца каждому дано.

Издревле так уж мир устроен.

Одно —

Глядит в мое окно,

И в душу мне глядит —

Второе.

1970

ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ

Памяти А. А. Коваленкова

Я помню сожженные села

И после победного дня

Пустую,

Холодную школу,

Где четверо, кроме меня.

Где нам однорукий учитель

Рассказывал про Сталинград...

Я помню

Поношенный китель

И пятна — следы от наград.

Он жил одиноко, при школе.

И в класс приходил налегке.

И медленно

Левой рукою

Слова

Выводил

На доске.

Мелок под рукою крошился.

Учитель не мог нам сказать,

Что заново с нами

Учился

Умению ровно писать.

Ему мы во всем подражали,

Таков был ребячий закон.

И пусть мы неровно писали.

Зато мы писали как он.

Зато из рассказов недлинных

Под шорох осенней листвы

Мы знали

Про взятье Берлина

И про оборону Москвы.

В том самом году сорок пятом

Он как-то однажды сказал:

— Любите Отчизну, ребята. —

И вдаль, за окно, указал.

Дымок от землянок лучился

Жестокой печалью земли.

— Все это, ребята, Отчизна.

Ее мы в бою сберегли...

И слово заветное это

Я множество раз выводил.

И столько душевного света

Я в буквах его находил.

А после —

Поношенный китель

Я помню, как злую судьбу.

Лежал в нем

Мой первый учитель

В некрашеном светлом гробу.

Ушел, говорили, до срока,

Все беды теперь — позади.

Рука его

Так одиноко

Лежала на впалой груди!

И женщины громко рыдали.

И помню, как кто-то сказал:

— Медалей-то, бабы, медалей!

Ить он никогда не казал...

Могилу землей закидали.

И после

В военкомат

Огромную пригоршню сдали

Достойных солдата наград.

Мой первый учитель!

Не вправе

Забыть о тебе никогда.

Пусть жил ты и умер — не в славе,

Ты с нами идешь сквозь года.

Тебе я обязан тем кровным,

Тем чувством, что ровня судьбе.

И почерком этим неровным

Я тоже обязан тебе.

Тебе я обязан

Всем чистым,

Всем светлым,

Что есть на земле,

И думой о судьбах Отчизны,

Что нес ты на светлом челе!

1971

* * *

На заре рассветные озера

Голубого неба голубей.

И летят в извечные просторы

Голубые стаи голубей.

Ласковая родина, Россия!

Сердце беспокойное

Навек

Голубые ливни оросили,

Спеленали ленты синих рек.

Синева, голубизна сквозная...

И глухой осеннею порой

Все равно

Других краев не знаю,

Где бы я дышал голубизной.

И сквозь тучи —

Синий полдень вижу.

Вижу синь реки сквозь толщу льда.

С каждым годом

Я к России ближе,

Как к земле падучая звезда.

Кланяюсь земному тяготенью,

Тяготенью к свету и заре,

К тем березам с голубою тенью,

К синим травам в росном серебре;

К голубым глазам моей любимой,

К чистоте отеческой земли,

К голубям,

Что пролетели мимо,

Синей тенью промелькнув вдали.

1971

ОДИН ДЕНЬ

Мы помнить многое должны.

И в памяти моей

Остался черный день войны —

Один из многих дней.

Бомбежки огненный прибой

Затих.

И сквозь огонь

Я помню, как шагал —

Слепой,

Прижав к виску ладонь.

Выл репродуктор на углу.

Оповещал: «Отбой».

А он

По битому стеклу

Шел босиком —

Слепой!

Как вспомню, высказать нельзя.

И промолчать нельзя.

Безумно синие глаза,

Во все лицо — глаза!

Глаза. Глаза.

Одни глаза.

Одни — на целый свет.

В них боль жила.

Жила гроза —

В глазах,

Где света нет.

Что стало с ним — не знаю я...

Иные годы, дни...

А что, как и судьба моя

Его судьбе сродни?

А что, как выпадут года,

Похожие на те.

Когда —

По всей земле беда

И солнце — в темноте?

А что, как мне

Сквозь боль веков,

Сквозь вечной ночи мглу

Идти придется

Босиком

По битому стеклу?

1971

* * *

Мир полон звуков

И противоречий.

И мир, в конечном счете, очень

прост...

Влюбленного взволнованные речи.

И уходящий в горизонт погост.

Рожденье.

Смерть.

Как все это обычно!

Молчание

И крик в ночи глухой.

Большой пожар

И крохотная спичка.

Солдат в бою.

И пахарь за сохой.

Все в этой жизни просто. Объяснимо.

И надобно ее не усложнять.

А усложнишь, она — промчится мимо,