Два семестра - [77]

Речь свою Давид Маркович оборвал круто — быть может, решив, что сказано достаточно, быть может, сожалея, что дал себе волю. Пока он молчал и морщился, как от боли, Сильвия печально думала: «Не надо, не надо, Давид Маркович, нельзя...» И не сердилась на него за иносказания.

—      Выпьемте кофе, Давид Маркович?

—      Нет, спасибо.

Он посидел еще минуту молча. Сильвия попробовала заговорить о пустяках, чтобы ослабить натянутость, но он только помотал головой и встал тотчас же.

—      Пойду, Сильвия Александровна, — коротко сказал он.

Сильвия проводила его до двери, опять борясь с желанием утешить его, взять за руку, погладить сухие блестящие волосы. Бороться было нелегко, невысказанное обожгло и ее.

Оставшись одна, Сильвия по привычке попыталась убедить себя, что ничего не произошло. Вечер как вечер. Завтра начнется новый день, который можно повернуть и так и иначе. Никто не умер и не заболел. Ничто еще не умерло.

32

Фаина и Ксения столкнулись с Тейном в узеньком переулке: они поднимались по горке вверх, он спускался. Здесь ему невозможно было притвориться, что он их не видит, — пришлось поздороваться.

—      Хорош, очень хорош! — воскликнула Ксения и, когда он хотел обойти ее сбоку, без церемонии схватила его за локоть. — Нет, ты погоди, погоди, Лео! Мы старые знакомые! Нам нужна консультация — мы вот идем бить окна в общежитии математиков. Объясни, как это дельце провернуть получше?

—      Оставьте меня в покое! — со злостью проговорил Тейн.

—      Будь же справедлив, Лео! Мы тебя не беспокоили, наоборот — это ты бил стекла в нашем общежитии... Да подожди ты, успеешь! Я тебе скажу что-то очень для тебя интересное, век будешь жалеть, если не услышишь!

Фаина тоже вступила в разговор:

—      В самом деле, Лео, смешно тебе сердиться на нас — мы же с тобой не ссорились.

—      А зачем она издевается? — Он пальцем показал на Ксению. — Я не бил окон.

—      Окна ли, двери ли — по-моему, большой разницы нет, — фыркнула Ксения.

—      Ксения, дай же человеку слово сказать! — остановила ее Фаина.

—      Никаких слов я не собираюсь говорить, прощайте, — отрезал Тейн, однако с места не двинулся.

—      Лео, я верю, что ты не бил стекол, — поспешно сказала Фаина, — это не в твоем стиле... Но почему висит приказ ректора?

—      Я был в этой компании, — нехотя буркнул Тейн.

Ксения, с разгоревшимися глазами, не дав ему опомниться, скороговоркой выпалила:

—      А ты знаешь, что Кая при смерти, очень-очень больна?

Тейн весь сжался и побелел:

—      Что с ней? — хрипло спросил он. — Где она?

—      Пока дома. Иди сейчас же туда, дверь открыта.

—      Ты выдумываешь?..

—      А ты хотел бы, чтобы она вправду была при смерти? — рассмеялась Ксения. — Если уж на то пошло, я и не выдумываю: она хуже, чем при смерти... Слушай, Лео! Ты затхлый математик! Если бы ты прочел столько книг, сколько я, тебе стало бы ясно, что такие ссоры, как у тебя с Каей... Да не лезь на стену... Знаю я! Ты думаешь, что у тебя ссора особенная, необыкновенная и сам ты необыкновенный. Думай на здоровье, но выслушай! Самые банальные ссоры и недоразумения могут иметь банальные же, но очень печальные последствия, если с одной стороны упрямый козел, а с другой — нежное творение, которое шатается от ветерка. Заруби себе на носу: Кая пропадет, станет уличной девкой — из-за тебя… Молчи, не спорь — из-за тебя. Сейчас же ступай к ней! Мы с Фаиной уходим в кино. За это время, если у людей есть хоть крошка ума, можно выяснить любое недоразумение... А впрочем, делай, как хочешь! Прощай! Неси свое мужское достоинство и смотри не урони!..

Ксения потащила Фаину вперед.

—      Ну как, Фаинка? Погуляем или пойдем в «Экран»?

—      Пойдем, пожалуй, но... ты думаешь, он решится?

—      Не знаю. Ва-банк, ва-банк! — захохотала Ксения. — Если юноша ночью разбивает дверь и ломится в то общежитие, где живет его любимая, то...

—      Но он говорит — не ломился.

—      Однако был в компании. А может, и ломился, может, наврал сейчас... Ох, если б можно было послушать, как они будут объясняться, эти двое набитых дураков!

—      А я бы не хотела слушать... — раздумчиво сказала Фаина.

—      Тебе и не нужно... Так погуляем?

—      Нет, боюсь опять простудиться.

— Ну, давай в кино... А ты, Фаинка, забавная была, когда болела. Столько наговорила, и все с выкрутасами...

—      Я не бредила.

—      Не бредила, но тормоза у тебя не работали. Мне теперь все ясно. Удивляюсь только...

—      Будь добренькая, Ксения, удивляйся про себя.

Ксения вдруг остановилась как вкопанная.

—      Слушай, Фаина! А ты не боишься, что он ее убьет? Он отчаявшийся, какой-то одичалый!

—      Что за фантазии! — воскликнула Фаина... но в груди екнуло. — Вернемся домой?

—      Да нет, не стоит. Он безоружный, а душить — получится слишком по-оперному... Пошли в кино!

Когда вернулись из кино, Кая сидела у стола за работой. Глаза были красные; на лице выражалось только одно: не смейте задавать никаких вопросов!

Но когда ложились спать, Ксения не утерпела и вопрос задала:

—      Приходил сюда Тейн?

После долгой паузы Кая ответила ровным бесцветным голосом:

—      Да, приходил. Просил передать вам обеим, что женится на Вельде.