Два моих крыла - [20]

Шрифт
Интервал

Любаня ни словом ни делом к нему. Работает в школе, сына воспитывает, время не торопит. Война и не вставала будто под ее окнами, все такая же спокойная, статью ровная. Девка и девка. Дивится Василий, как увидит ее. До чего ж природа заласкала тело Любушки-Любани, даже роды никакого следа не оставили. Так и шло, так и катилось.

Что Люба, то и Василий вступили в партию еще на фронте. В одной теперь парторганизации, общие заботы. Избрали их как-то делегатами на районную конференцию. Добирались каждый своим транспортом. Все шло своим чередом. Под занавес дело. И предоставляют слово военкому. Слушает Василий и ушам не верит. Награждают Любушку-Любаню орденом Отечественной войны первой степени. Едва, мол, нашла награда ее. И про то рассказал, как разведчица Люба со своей скрипкой прошла по немецким тылам Белоруссии и питала своими сведениями партизанские соединения.

— А еще тут письмо вам, товарищ Кузьмичева, просил передать его бывший командир соединения. Очень интересовался каким-то мальчиком, которого вы спасли. Но он, наверное, пишет вам об этом.

Долго аплодировали делегаты, когда Люба с орденом на лацкане жакета возвращалась на место. А Василий сидел, немел в этом шуме. И как тогда, на вокзале, он хотел тишины.

Всю войну нес в сердце свою Любушку. Она, может, и уберегла его среди мин. Пришел домой и опять так быстро, так спокойно отказался от нее. И про мальчонку все понял. Сколько видел таких на улицах разоренных немцами городов. А вот поди ж ты! Про других все знал, а про Любушку опять ничего! Да и пусть бы ребенок ее, что ж тут такого? Убеждал себя запоздало.

Где ж она, любовь твоя, Василий?! Все кричало в нем, метил себя страшными словами, но понимал: навсегда потерял он Любушку-Любаню. Так и будет жить около, да не вместе.

Она тронула его за рукав.

— Ты чего сидишь? Все давно ушли. Там полуторка ждет.

Он знобко передернул плечами. Тело болело, как избитое. Всю дорогу молчал. К самому кадыку подкатывали слова, и он их сглатывал, сглатывал, только кадык бегал вверх-вниз. Лишние слова, ни к чему они. Замерло все в Василии. Навсегда поселилась в нем глухая каменная боль…

…Она стала директором школы. И видел ее Василий на тропках да на дорогах. Чудилось: от волос Любушки-Любани разбегаются по сторонам лучики, светится она вся, чем реже видел ее, тем больше слепило глаза это сияние. Дети у него росли погодками. Пятеро. Он как бы растворился в них. Притих. С утра до ночи пропадал на пасеке. И никто не догадывался, что ищет он в лесной тишине ту, перронную тишину. Иногда он прикрывал глаза и, как слепец, прямо перед собой протягивал руки ладонями внутрь. Светлел лицом, а пальцы его медленно двигались, повторяя какие-то забытые движения. Он будто гладил что-то нежно, трепетно. А потом бросал в эти ладони свое лицо и долго-долго сидел так…


Логеевы кони

Рия Логеевна Гребнева в Куяровой всем известный человек. Как после войны избрали ее первый раз председателем сельсовета, так и работает по сей день. Дети в деревне зовут ее тетей Рией, старики — Рийкой, а кто в сельсовет по делу — Рией Логеевной. Строгое у нее имя. Хоть и короткое. И главное уж очень подходит к ней. Решит или скажет что — как отрубит. Немногословна, но правду-матушку в глаза говорит, не считаясь, ни с чином, ни с положением. В паспорте полное имя Гребневой едва помещается в строчку. И звучит не только строже, но красивей, торжественней. Звучит как гимн — РЕ-ВО-ЛЮ-ЦИ-Я! Революция Логеевна. Вокруг имени этого в далеком, ушедшем в историю году у деревенских сколько разговоров было! Сама Рия Логеевна, конечно, не может помнить об этом. Росла любимицей отца своего Логея, звал он ее ласково — Риюшкой, Июшкой. Теплое это имя множилось эхом в ночи, когда отец садился на краешек кровати, гладил ее по голове своей большой, заскорузлой ладонью и говорил:

— Июшка, курносый нос, спать уклалася. Ночь крылышки под подушку к ней спрятала. Сны Июшке сладки показывает. А как проснется дочушка — пимки ей тятенька красненьки на ножки наденет, и побежит она по деревне быстрехоньки в новых пимках. А кто пимки Июшке скатал? А тятенька!

И засыпала девочка под неторопливый говор Логея. Так из детства и принесла свое короткое имя. Но часто, уже будучи невестой, ловила она на себе долгий, задумчивый взгляд отца. Будто смотрел он на нее, а видел что-то очень далекое и беспокойное, потому что взгляд его сперва строжал, а потом в глаза, словно в два только что выкопанных колодца, быстро набегала влага, а он, не замечая ее, все так же неотрывно смотрел и смотрел на дочь…


В наследство Логею отец оставил просторный дом с пимокатным производством. В деревне у многих такие дома — по-сибирски крепкие, «из всего дерева». А вот пимокат Логей был один на всю волость. Большой с виду дом у Гребневых, а места скоро не стало хватать. Пока пять ребят было, места на полатях всем хватало. Мать Логея, Феоктиста, на голбце доживала, а Логей с женой Анной спать уходили в чистую горницу. Горница была большая. С горой сундуков, с фикусом, подпирающим потолок, с высокой кроватью в никелированных шишечках по бокам и горой подушек. Но спали Логей с Анной на полу, оберегая фасон кровати и сохраняя ее парадное состояние для праздников. К тому же, уработавшись в пимокатне, Логей охотнее спал на старом тулупе, а не на отбеленных Анной холщовых простынях. Так во веки вечные было: перед праздником выхолить тело в жаркой бане, а потом и на перину. А в будний день — разве бары разлеживаться на пуховой перине? Сунулся на пол, сколько надо, дал отдых телу, а утром спозаранку словно шилья тебе под бока: от пола подбросило — и айда в пимокатню.


Еще от автора Любовь Георгиевна Заворотчева
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Рекомендуем почитать
Ставка на совесть

Казалось, ничто не предвещало беды — ротное тактическое учение с боевой стрельбой было подготовлено тщательно. И вдруг, когда учение уже заканчивалось, происходит чрезвычайное происшествие, В чем причина его? По-разному оценивают случившееся офицеры Шляхтин и Хабаров.Вступив после окончания военной академии в командование батальоном, Хабаров увидел, что установившийся в части стиль работы с личным составом не отвечает духу времени. Но стремление Хабарова изменить положение, смело опираться в работе на партийную организацию, делать «ставку на совесть» неожиданно встретило сопротивление.Не сразу осознал Шляхтин свою неправоту.


Плач за окном

Центральное место в сборнике повестей известного ленинградского поэта и прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР Глеба Горбовского «Плач за окном» занимают «записки пациента», представляющие собой исповедь человека, излечившегося от алкоголизма.



Дозоры слушают тишину

Минуло двадцать лет, как смолкли залпы Великой Отечественной войны. Там, где лилась кровь, — тишина. Но победу и мир надо беречь. И все эти годы днем и ночью в любую погоду пограничные дозоры чутко слушают тишину.Об этом и говорится в книжке «Дозоры слушают тишину», где собраны лучшие рассказы алма-атинского писателя Сергея Мартьянова, уже известного казахстанскому и всесоюзному читателю по книгам: «Однажды на границе», «Пятидесятая параллель», «Ветер с чужой стороны», «Первое задание», «Короткое замыкание», «Пограничные были».В сборник включено также документальное повествование «По следам легенды», которое рассказывает о факте чрезвычайной важности: накануне войны реку Западный Буг переплыл человек и предупредил советское командование, что ровно в четыре часа утра 22 июня гитлеровская Германия нападет на Советский Союз.


Такая должность

В повести и рассказах В. Шурыгина показывается романтика военной службы в наши дни, раскрываются характеры людей, всегда готовых на подвиг во имя Родины. Главные герои произведений — молодые воины. Об их многогранной жизни, где нежность соседствует с суровостью, повседневность — с героикой, и рассказывает эта книга.


Война с черного хода

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.