Два моих крыла - [19]

Шрифт
Интервал

Любаня на Василия и не смотрит. Взяла нож и отрезала голову гусиную. «Может, обычая не знает нашего», — подумалось наспех Василию. А Любаня подходит, подает ему голову гусиную и шепчет на ухо: «Хороший вы, Вася, но не позвольте над собой так же расправиться». Василий из избы как ошпаренный выскочил. Обида и злость сердце захлестнули. «Навеки потерял Любу-Любушку!» Бежал за огороды, к реке, всю ночь там просидел.

А вскорости мать сосватала ему свою, деревенскую.

— Перемелется, Вася, мука будет. Пить еще начнешь с тоски. А я тебе девку нашла — огонь, враз позабудешь про всех! Молодо-зелено, погулять велено, а ты как красна девка сохнешь.

Мать будто жерновами стискивала его сердце, выжимая еще более злую тоску. С;отчаяния и женился зимой Василий. А Любаня, как огонечек в чужом окошке, вроде и рядом, а руки протянуть нельзя.

Жена и вправду во всем угодница. Пообмялся Василий. Жалеючи вроде, а все равно дело довел до сына. А тут война. Тут и бабу молодую с ребенком оставлять горько. В первую партию и попал. Идет по деревне, жену воберучь держит вместе с сыном, а глазом косит по сторонам. И что же? Видит, бабка Военная и Варвара Максимовна слезами заливаются. А Любушка-Любаня футляр со скрипкой держит и медленно идет следом за мужиками. Остановился от такой неожиданной картины Василий. Оставил свое семейство и — к Любане.

— Ты чего задумала, голубка моя? — смотрит на нее, боится поверить, что и она с ними.

— На фронт я, Вася. Так надо. Иначе жить не смогу спокойно. Прости, если обидела нечаянным словом. Не хотела я посмеяться, а вышло-то вон как. — Стоит, головку набок склонила, коса короной. — Встретимся после войны, детей твоих музыке учить буду. А нет — так не поминай лихом, Вася-Василек. — И пошла догонять мужиков.

— Дак что же ты мне, окаянному, ждать не велела, отреклась от меня! — дышал он ей жарко в затылок.

Казнился Василий до самого города, без памяти в эшелон втиснулся. Все перед ним Любаня и последний их разговор на перроне.

— Живи! Живи, голубка моя! И я выживу. Ты только живи, свети мне. Молиться на тебя буду, только живи! — он, не стесняясь, плакал. Никто не обращал на них внимания. Обтекал его стонущий поток людей, горе было одно и дорога одна — на фронт.

— Может, и встретимся где, Вася. Я теперь тоже ваша, деревенская. Обрадуюсь каждому знакомому лицу. Ну, Вася-Василек, давай прощаться будем.

— Прощаться… — он растерянно смотрел на нее. Неужели все это на самом деле: и перрон, и состав с товарными вагонами, и война, и Люба с такой ненужной здесь скрипкой? Он бережно взял в ладони ее голову.

…И увидел стога в далеком поле, через заснеженную тишину потянулся губами к ее лицу и почувствовал запах трав. Он поцеловал, и в него влилась дикая жажда жизни. Он боялся потерять тишину, утоляя жажду, заполнял ею сердце, и чем дальше убегали от него стога, тем явственней проступали черты любимого лица. Оглушенный этой тишиной и близостью ее губ, он ехал все дальше от родной деревни…

Куярова вязала варежки для фронта, растила детей, причитала над похоронками и ждала конца войны.

Крепилась бабка Емельянова, когда двух сынов не стало. После третьей похоронки слегла. Варвара Максимовна и баню ей топила, и травы запаривала. Все без пользы. Отходила Военная на земле, растаяла вместе с последним мартовским снегом. Родней родного была бабка Варваре Максимовне, и кручинилась она по-родственному. И боль свою перемогала в одиночку. Каждая семья в деревне замирала перед приходом почтальонки, а Варвара Максимовна и по ночам все чего-то ждала. Может, стука в окошко, легкого, родного, долгожданного. Писем от Любы не было. Год война. Второй. По-старушечьи повяжется Варвара Максимовна да с бабами в поле. И вполовину век свой не извела, а старуха старухой. Не выдержало сердце. Тут же, в борозде, прилегла на картофельную ботву и больше не встала. Похоронили ее бабы, окна избы крест-накрест заколотили досками, и снова потекли тягучие дни ожидания.

Кончилась война. Василий живой, только пишет, что направили его на разминирование под Старую Руссу. Всю войну сапером прошел, многих друзей потерял, а сам после госпиталей, подлатанный, снова шел на запад. Главное, война кончилась. Жена и не ведает, что такое мины с нарушенным порядком, ждет-поджидает своего Василия. И пришел он, порванный миной, с негнущейся ногой и осколками под ребрами. Жена его гимнастерку стирать собралась, медаль за медалью на стол складывает, сын ордена на игрушки было взял, да цыкнул отец строго, сын — под стол.

Но отец сидор развязал, длинные, как карандаши, конфеты достал. Тут и страх под столом остался, взгромоздился мальчишка к отцу на колени и щетину на бороде щупает — экое диво, колючий отец!

Ему бы, Василию-то, ближе к ночи жену приласкать, а он — за ворота. До избы бабки Емельяновой дошел. Видит — свет. На окнах и занавесок нет. А у печки его Любушка-Любаня мальчонку маленького купает. Улыбается, разговаривает с малышом. Резануло по сердцу Василия от такой картины, и пошел прочь, к бабе своей. Пил припасенный ею самогон, хмель волнами расползался по его израненному телу и снова отступал. Весь самогон выпил, а жена рядышком, не торопит Василия. Куда теперь? Пришел! Свой, жданный и желанный. А та, та-то гордячка, вот те на! С ребенком вернулась! Новость эту во всех деревенских домах в один вечер обговорили, да и на потом еще осталось. А она ничего, ходит и голову не опускает. А Василий — вот он, с женой своей, рядышком. Не сегодня, так завтра прорастет в нем мужицкое. Так-то сидела и думала жена Василия. Тяжелела телом всю ночь рядом с ним, глаз не сомкнула, а утром принарядилась да к печке стала. Ворот поглубже расстегнула, мальчонку отправила к матери своей. Свекровь догадливо ушла, надолго небось. Пора бы и Василию вставать. Ждет жена, украдкой слезу смахивает, а улыбку на случай держит. Отдохнул Василий, домом за ночь пропитался, вышел к передпечке и блин за блином в рот кладет. На бабу свою поглядывает, лицом добреет. Вот так и отмяк Василий…


Еще от автора Любовь Георгиевна Заворотчева
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Рекомендуем почитать
Ставка на совесть

Казалось, ничто не предвещало беды — ротное тактическое учение с боевой стрельбой было подготовлено тщательно. И вдруг, когда учение уже заканчивалось, происходит чрезвычайное происшествие, В чем причина его? По-разному оценивают случившееся офицеры Шляхтин и Хабаров.Вступив после окончания военной академии в командование батальоном, Хабаров увидел, что установившийся в части стиль работы с личным составом не отвечает духу времени. Но стремление Хабарова изменить положение, смело опираться в работе на партийную организацию, делать «ставку на совесть» неожиданно встретило сопротивление.Не сразу осознал Шляхтин свою неправоту.


Плач за окном

Центральное место в сборнике повестей известного ленинградского поэта и прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР Глеба Горбовского «Плач за окном» занимают «записки пациента», представляющие собой исповедь человека, излечившегося от алкоголизма.



Дозоры слушают тишину

Минуло двадцать лет, как смолкли залпы Великой Отечественной войны. Там, где лилась кровь, — тишина. Но победу и мир надо беречь. И все эти годы днем и ночью в любую погоду пограничные дозоры чутко слушают тишину.Об этом и говорится в книжке «Дозоры слушают тишину», где собраны лучшие рассказы алма-атинского писателя Сергея Мартьянова, уже известного казахстанскому и всесоюзному читателю по книгам: «Однажды на границе», «Пятидесятая параллель», «Ветер с чужой стороны», «Первое задание», «Короткое замыкание», «Пограничные были».В сборник включено также документальное повествование «По следам легенды», которое рассказывает о факте чрезвычайной важности: накануне войны реку Западный Буг переплыл человек и предупредил советское командование, что ровно в четыре часа утра 22 июня гитлеровская Германия нападет на Советский Союз.


Такая должность

В повести и рассказах В. Шурыгина показывается романтика военной службы в наши дни, раскрываются характеры людей, всегда готовых на подвиг во имя Родины. Главные герои произведений — молодые воины. Об их многогранной жизни, где нежность соседствует с суровостью, повседневность — с героикой, и рассказывает эта книга.


Война с черного хода

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.