Два листка и почка - [9]

Шрифт
Интервал

Прощание получилось натянутым, и все чувствовали себя неловко, хотя миссис Крофт-Кук отозвалась громким «до свиданья», а Крофт-Кук добавил:

— Рэджи, будьте добры, взгляните, отправлены ли тюки со склада.

— Кстати о новых кули, — сказал де ля Хавр, — не ответило ли правление насчет моего проекта водоснабжения?

Последовало новое продолжительное молчание, во время которого он еще раз ощутил глубину пропасти, отделившей его от всех бура-сахибов[11], после того как он в прошлом году ушел с Имперской медицинской службы. Он про себя подивился, сообразив, как непримиримо он теперь отстаивает свои позиции перед руководителями плантации.

— Ах, да, — с расстановкой и серьезно ответил Крофт-Кук, мягко и виновато улыбаясь: ведь он сам одобрил представленный де ля Хавром план, — к сожалению, они не хотят утвердить смету.

— Вот как, — сказал де ля Хавр голосом, выдававшим его досаду.

На мгновение он онемел от негодования, но тут же подумал, что успел уже порядочно нагрубить Крофт-Куку за время своего визита и что, каковы бы ни были недостатки управляющего, тот поощрял и поддерживал его план и, видимо, был искренно огорчен ответом правления. Де ля Хавр сдержал свое недовольство и, несколько запинаясь, проговорил:

— Да, жаль… я много потрудился над изысканиями, и… право… досадно… Если бы они только отдавали себе отчет в том, какую опасность представляют эти колодцы…

— Видите ли, — сказал Крофт-Кук, придав своему лицу сочувственное выражение, — правление, вероятно, не уверено в том, что мы вообще останемся здесь надолго, потому что положение становится все более и более напряженным и кризис отражается в чайном деле так же, как и в других областях экономики. Можно себе представить, что получилось бы, если выполнять то, чего требуют экстремистские элементы Королевской комиссии по труду? Впрочем, вы знаете не хуже моего… Эти кули — полуживотные и весьма мало ценят преимущества гигиены…

Тут пристальный взгляд де ля Хавра заставил его неловко заерзать на стуле.

— С тех пор как я здесь живу, — тем не менее продолжал Крофт-Кук, — я убедился, что кули не умеют ухаживать за своими детьми, и одно время смертность была просто ужасающей. А все-таки ребят у них куча. Видите ли, у себя в деревнях миллионы этих кули существуют тем, что ковыряют землю на своих жалких наделах, и их чистый заработок дома выражается в мизерных суммах — какие-нибудь три фартинга в день, а во время голода у них вообще ничего нет. Вы не можете отрицать, что здесь им лучше. Когда они приезжают сюда, их заработок увеличивается раз в десять, и в дальнейшем они имеют возможность вернуться на родину, сделаться там землевладельцами и обрести достаток.

Де ля Хавр опять спросил себя с недоумением, неужели бура-сахиб искренно верит тому, что говорит, — его тон как будто подтверждал это. С самого своего приезда доктор не разделял всеобщей веры проживавших в Индии англичан в величие Британии. Возможно, что сначала его побуждало к этому инстинктивное желание пооригинальничать и выделиться среди всех остальных. Затем он бросил работу на Имперской медицинской службе, потому что, будучи в глубине души сентиментальным романтиком, хотел убедить себя этим смелым поступком, что он и в самом деле считает индийцев людьми и верит в то, что они не только имеют право управлять сами собой, но что они будут управлять справедливо, уничтожив неравенство каст, классов и религий. Слова Крофт-Кука показались ему нелепыми. Но он заглушил свою страстную вспышку и, ища примирения, ответил почтительно:

— Не могу сказать, что мне понятна точка зрения правления, мистер Крофт-Кук, я очень огорчен… и… вы можете подумать… но я гуманист, все это так туманно… вы понимаете, я ведь врач. Я знаю, что эта заразная питьевая вода может погубить тысячи этих кули, и меня мучает совесть. Просто преступление не делать ничего, раз мы знаем, что источники, откуда поступает вода, полны микробов. А если принять во внимание, что труд этих кули ежегодно приносит фирме миллионы фунтов стерлингов, издержки будут не так велики, даже если она и затратит сотню тысяч рупий на то, чтобы эти же кули не гибли от москитов и бактерий…

— Ну что ж, — сказал Крофт-Кук, протягивая руку и прощаясь с де ля Хавром, ибо чаепитие с гостями сильно затянулось, а ему нужно было еще проверить и подписать счета, чтобы отправить их в Калькутту с вечерней почтой. — Я сделаю все, что могу, чтобы правление вновь рассмотрело ваше предложение.

— Я буду вам очень признателен, — пробормотал де ля Хавр. — Я чувствую, что… — он запнулся, не умея высказать то, что думал.

— Конечно, конечно, — вежливо добавил Крофт-Кук. — Ваша точка зрения мне понятна, и я сделаю все, что от меня зависит.

Де ля Хавр растерянно взглянул на Барбару, точно она могла помочь ему найти способ деликатно объяснить Крофт-Куку все, чего тот не понимал. Впрочем, может ли вообще что-нибудь понимать этот черствый человек, который стоит перед ним, как деревянный? Как он может понять, если он окружен каменной стеной предрассудков, если он твердо убежден, что по сравнению со своими хозяевами индийцы ужасно отстали в интеллектуальном отношении, а кули, голые и презренные кули, — существа, стоящие ниже людей?


Еще от автора Мулк Радж Ананд
Гаури

Это незабываемая история любви — сильной и всепобеждающей, жертвенной и страстной, беспощадной и губительной! Робкие признания, чистые чувства, страстные объятия и неумолимые законы Востока, заставляющие влюбленных скрывать свои чувства.Встречи и расставания, преданность и предательства, тайны и разоблачения, преступления и наказания подстерегают влюбленных на пути к счастью. Смогут ли они выдержать испытания, уготованные судьбой?Агентство CIP РГБ.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.