Два камешка - [3]

Собственно, об основной цели мы и не договаривались. Как-то само получилось. Да и какую цель могли мы себе поставить? Двое, которым и поговорить-то не с кем, кроме как друг с другом! Промышленность и сельское хозяйство надо развивать, иначе боеспособность армии не повысить, иначе соседей не захватить, иначе они захватят, а они дикари, у них книг нет, не то что народ, даже царствующие особы на пальцах считают. А у нас каждый лавочник налоги вычисляет сам и наставление по пользованию арбалетом пехотным и колесницей боевой, недавно поставленной на вооружение, читать и понимать умеет. А какая у нас архитектура, т. е. фортификация! Роксана лично ввела в обиход книгопечатание. Правда, до плоской печати она не додумалась, изобрела то, что мы называем «глубокой печатью». Ну, в граверах недостатка не было. А военное искусство у нас какое развитое… При этих словах она начинала снимать то немногое, что было на ней надето. И очаровательно улыбаясь, нараспев произносила: «Сейчас Роксаночке хорошо будет…»

На днях меня предупредили (на связь энергии не пожалели!), что ситуация сочтена угрожающей и меня изымут, если я не прекращу историческо-социальные эксперименты. Наблюдатель, даже старший наблюдатель — лишь наблюдатель. Личные эксперименты — сколько угодно, но никаких военных школ, нового оружия и т. д. Ты бы еще им универсальный синтезатор подарил. Так что не прекратишь — изымем.

И правда, изымут. И охрана не поможет. А остановиться я уже не могу. И как на меня тогда Р. посмотрит? Своим взглядом, который так меня потряс когда-то. Хорошо бы ее с собой забрать. Но ведь засмеют ее, если будет одетая купаться, а если раздетая — еще больше. Да и не захочет она. Что она будет там делать? Записки я эти спрячу здесь в нескольких местах, постараюсь, чтобы попозже нашли. Конечно, все это вряд ли повторится. Официальные посты — это хорошо, но титул «рука ее величества» значил в этом мире еще больше. Он позволял мне делать так же много, как должность начальника спецслужб — много знать.

Я только что вернулся от Р. и кончаю свои записи. О ее судьбе подумать страшно. Я попытался спросить ее, не хотела бы она совершить «путешествие»… в один конец. Она довольно долго — с минуту — думала. Видимо, она что-то поняла. Или все.

Отказалась и сказала: «Один экземпляр твоих записок (значит — подумал я — у нее тоже своя служба информации!) возьми с собой в этой шкатулке». И протянула ее мне. «И еще тебе на память о нас — эти два камешка». Сняла серьги и выдрала из них ножничками два камешка. Когда я выходил, она спокойно могла меня ликвидировать — вдоль потолка шли амбразуры, а за ними стрелки ее охраны, тупые, как роботы, выдрессированные мною на беспрекословное ей повиновение. Но она не сделала этого, а я об амбразурах вспомнил только теперь, через пять минут. Надо спешить. Я слышу потрескивание разрядов — это поднимают напряженность поля для трансхронального прокола. У меня меньше минуты. Надо крепко держать шкатулку, иначе при рывке…

* * *

Я поставил шкатулку на стол, опустил лампу, взял сильную лупу… Матовые полоски на книге, изображенной на крышке, были действительно строчками букв. «Когда-то и чем-то все это должно кончиться, поэтому опишем кратко события. Может быть, эти записки окажутся кому-то полезны…» Русские буквы, но немного странное начертание. Впечатление, что надпись копировал человек, действительного начертания не знающий. Строки чередовались с другими, написанными совершенно незнакомым шрифтом.

Бумагу я дал на анализ специалистам. Они определили, что растения, из волокон которых сделана бумага — земные, только довольно древние. Сейчас такие найти трудно. Про камешки я все рассказал выше. У последнего листка был помят край. Я легко установил, что он был помят, когда — видимо, в крайней спешке — захлопывалась шкатулка. Видимо, он не успел схватить ее покрепче и при переносе в тысячу лет где-то на полдороге не удержал.

История простая и ясная, как стрела из тяжелого пехотного арбалета.