Два друга - [50]

— Ведь вдали от них человек сильнее чувствует к ним притяжение, — говорил Юрий. — Все штормы и схватки со стихией отступают перед сознанием, что есть на свете родной берег, родная земля, на которой тебя ждут. Ничто нельзя сравнить с чувством возвращения, чтобы вновь увидеть мать, отца, обнять их и привольно, как в детские годы, ходить по лесам, дышать родным воздухом.

…Он только что вернулся из своих странствий и собрался с нами на охоту. Ему хотелось прокоротать весеннюю ночь у костра, послушать нетронутую тишину застывшего леса.

И вот мы на берегу Лахости. Сгущаются сумерки, горит костер, бросая причудливые тени. Юрий, затянувшись трубкой, рассказывает медленно;

— Вспоминается мне Мадагаскар. Не раз приходилось стоять там в порту. Трудно представить, друзья, наступающие там сумерки. Бледная в порту вода. Громады перемещающихся кучевых облаков на просторном перламутровом небе и звезды, устремившись в морскую глубь, а оттуда — отражение их двойников, но в более слабом сиянии. Привлекательна там природа, но простой народ не замечает ее красоты. Нужда, лишения, изнурительный труд, — вот удел тружеников в том мире.

— В погожие дни, други мои, — говорил моряк, — в безбрежных просторах встречаются удивительные явления. Однажды мы шли в восточной части Карского моря и вдруг матрос кричит: «Прямо по носу корабль!»

«Что такое привиделось ему?» — подумал я. На самом деле, виднелась какая-то причудливая громада, но при малейшем отклонении нашего судна от курса, громада меняла очертания, а вскоре совершенно исчезла. Это был мираж, — пояснил Юрий. — Он встречался в разных формах и постоянно пугает новичков, впервые увидевших такие причуды.

— Сколько бывает радостей, — вспоминал Юрий, — когда кому-нибудь из членов экипажа пришлет невеста или сообразительная жена в письме засушенные лепестки полевого цветка или майскую бабочку. Тут уж знай, — говорил рассказчик, — что амулет этот обязательно побывает в жесткой руке каждого моряка.

Но особое душевное волнение приносят нам птицы. Ведь во время перелетов они часто терпят беды. То их застигают штормы и бури, то они выбиваются из сил от длительного полета, и тогда спасенье им — повстречавшийся корабль. Мне, — продолжал Юрий, — не раз приходилось видеть, как в таких случаях птицы спускались на палубу кораблей, на которых я плавал. Я не помню случая, чтобы кто-то из моряков поднял руку на попавших в беду птиц. А когда утихала стихия и окрепшие птицы покидали судно, мы с грустью провожали их, желали счастья, а если это было время, близкое к нашей русской весне, и птицы летели на родину, мы просили их передать земной поклон России.

…Моряк некоторое время раскуривал от уголька трубку, потом бережно взял маленький, зеленый ершик лапника.

— Вот еловая ветка, — сказал Юрий. — Кажется, что особенного, но она напомнила мне редкий случай, и тоже связанный с земным притяжением…

— Шли мы тогда вблизи тропиков, где о новогодних морозах и речи не может быть. Наоборот, южный циклон принес страшный ливень, но несмотря на это, экипаж готовился к встрече Нового года. На белоснежной скатерти теснились всевозможные яства, виднелись соблазнительные этикетки на темных бутылках, но моряки грустили. Грустили, потому что на этот раз не будет в кают-компании традиционной елки. Не будет связи с родной землей. И вдруг радость! Около двенадцати часов ночи по московскому, появляется к столу капитан и несет маленькую ветку зеленой красавицы. Восторгам не было предела, — говорил моряк. — Ведь всем казалось, что маленькая веточка принесла в кают-компанию запахи родного леса.

— А все оказалось вот как: наш все предвидевший капитан с трудом добыл эту еловую ветку у моряков плавбазы при сдаче с траулера улова.

— Да-а-а, занятно все у вас получается, — протянул старый егерь Николай Сергеевич, слушая рассказы сына. — Интересный вы народ — моряки. Любите природу, родную землю, и, глядя на Юрия добрыми глазами, попросил рассказать еще что-нибудь, добавив, что дома он собеседник плохой, да без сказов как бы не проспать тока.

Выполняя просьбу отца, моряк продолжал:

— Однажды мы шли «мелководьем», и вдруг приборы показали, что рядом большой косяк рыбы. Пустили трал и видим, как из крупных его ячей свободно выскальзывает какая-то рыбешка, и чайки с криком падая на воду, подбирают ее. Выяснилось, что это был косяк мелкой рыбы. Раздосадованный неудачей, штурман велел оставшееся от улова отдать на кухню повару. Но пока суть да дело — рыба с палубы исчезла. Оказывается, свежий уек пахнет огурцами и моряки растащили его по каютам.

Услышав такое, Николай Сергеевич с упреком посмотрел на сына и недовольно заметил: а вчера настоящего огурца не отведал и этим обидел мать!

— Виноват, батя! — отозвался Юрий, продолжая прерванный рассказ. — Нет, пожалуй, корабля, на котором не было бы животных, особенно собак, пускай беспородных дворняжек, но и они становятся верными друзьями матросов.

— На нашем траулере, — говорил Юрий, — долго жил скворец, оставшийся из-за перебитого крыла. Это был такой затейник, что научился произносить некоторые слова. Жил журавль, пока не срослась нога и пока не повстречал сородичей, но собаки не было до случая, о котором расскажу.