Два друга - [32]

После короткого молчания рассказчик раскурил давно потухшую сигарету и вновь продолжал:

— Я не знаю, какой породы были собаки, оказавшие мне неоценимую помощь, кажется, это были дворняжки, но подумать только, сколько они спасли наших воинов.

— Когда окончилась война, — продолжал Кузнецов, — я стал держать собак. Они живут у нас равноправными членами семьи.

Я их люблю, да и не только я, а все мои близкие не чают в них души.

Рассказчик умолк и, несмотря на поздний час, мы наперебой просили рассказать его какой-либо случай, в котором участвовали собаки.

— Ну, нет, друзья! — шутя заявил Михаил Арсентьевич. — Сколько пива, столько и песен, как бывало говорил мой дед. А поскольку пива у нас уже нет, то уж увольте до следующего раза. А сейчас давайте спать.

Волчий потомок

О Катуни — собаке крупного роста, мощного сложения, схожего с волчьим, среди местных охотников ходило много рассказов. Но почти каждый из них имел под собой реальную основу.

Одни говорили, что Катунь родилась где-то в сибирской глуши. И действительно это было так. Месячным щенком ее привез местный промысловый охотник из Западной Сибири. Другие рассказывали, что она потомок волка. И это, наверное, было правдой, хотя документов, подтверждающих эту версию, не имелось. Но по многим признакам ее трудно отличить от волка. Она имела волчий хвост и типичную волчью голову. Ее хвост никогда не закручивался кольцом, а был прямой, как у волка, — полено. Катунь имела хорошо развитую мускулатуру и волчий постав. Охотничьи качества этой собаки специалисты классифицировали как невероятные и, особенно, по крупному зверю. Ведь не раз Катунь спасала охотников от разъяренных медведей, поднятых из берлоги. А самое главное — будто бы кто-то видел собаку по весне в компании волков… Вот тогда-то и начали одолевать владельца Катуни заказами на щенков. Многим охотникам хотелось заиметь собаку, отец которой был волк. Но каково же было разочарование, когда Катунь принесла единственного щенка, который и достался местному ветеринару Ивану Григорьевичу. И очень хорошо, что достался ему. Ведь Иван Григорьевич часто говорил: собака в доме — это радость. Не только сам ветеринар, но и все члены его семьи любили собак. Появившемуся щенку с интригующим происхождением уделяли особое внимание, но не баловали забавами, а воспитывали в строгом режиме, какой требовался для Зверевой собаки. Назвали его Дозор, и кличку эту он оправдал с лихвой.

С малого возраста Дозор до невероятности был предан людям, давшим ему хлеб и приют. Внешность Дозор унаследовал от матери, но к полутора годам обогнал ее ростом и силой.

Бывая по долгу службы в местах, где жил Иван Григорьевич, я постоянно любовался этим представителем волчьей династии, и тогда мне вспоминалось то далекое, когда человек приучал дикого волка, чтобы он оберегал его от хищников и помогал в существовании. А потом этот дикий зверь под воздействием человека стал собакой — его преданным другом. Не случайно академик Иван Петрович Павлов говорил, что собака вывела человека в люди.

Бывать на охоте с Дозором мне не пришлось, да к тому же, когда он окончательно сформировался и пошел в работу, я по сложившемся обстоятельствам не мог ездить в места, где проживал Иван Григорьевич, но волчий потомок долго держался в моей памяти. А совсем недавно, просматривая кинокартину, в которой главным героем был волк, я вспомнил Дозора, и мне захотелось узнать о его жизни. Я знал, что собаки уже могло не быть. Ведь прошли долгие годы, и все же я обратился с просьбой к Ивану Григорьевичу сообщить мне подробности о своем питомце.

Ответ быстро пришел. Вот что писал мне хозяин Дозора:

«Дорогой друг! Мне тяжело вспоминать об ушедшем четвероногом друге, тем более, его жизнь оборвалась рано и нелепо, в чем отчасти виновен я. Хотя и давно это было, но из памяти моей ничто не исчезло, и сейчас я готов рассказать незабываемые случаи.

Вы помните его преданность ко мне. Ведь он мог выполнить любое мое указание, даже с риском для себя. Он умел подавать предметы, великолепно плавал и однажды, оказавшись вместе с детворой на реке, спас тонувшего мальчугана. Ну, а как сторож, он не имел цены. Не только дома, но и во время моих охотничьих скитаний. Дозор исправно охранял мое добро. Бывало оставлю на его попечение ружье, сумку, охотничий харч и уйду со спинингом по реке. Случалось, рыбалка задерживала меня по нескольку часов, и собака всегда неотступно находилась у моих вещей. На привале я беззаботно располагался и спал крепким сном, зная, что собака оберегает меня.

Вспоминается давний случай. Однажды после осмотра животноводческой формы мы с Дозором возвращались домой. Была поздняя осень, в наших низинах в ту пору осенью проезда не было. Шли мы старой костромской дорогой. Наваливала темень, дождь сеял, как из сита, а огромный лес тревожно шумел, срывая последнюю позолоту. Поравнявшись с полуразвалившейся сторожкой, когда-то служившей приютом заготовителям лесного угля, я решим переночевать, ведь до дома было еще добрых километров пятнадцать трудного пути.

Вначале спать не хотелось, но, согретый огоньком подтопка и теплом улегшегося со мной Дозора, я заснул мертвецким сном. Сколько спал — не знаю, но вдруг я услышал неистовый человеческий вопль и злобное рычание Дозора. Сон мой тут же пропал. Я схватил ружье и осветил темноту карманным фонариком. За дверью при входе в сторожку передо мной предстала жуткая картина. Одного непрошенного „гостя“ собака прижала к земле, а второй с поднятым топором выжидал удобный момент, чтобы нанести удар по Дозору. Прикладом ружья я предупредил удар топора, угрожающий жизни моего друга, а собаке приказал освободить дюжего бородатого мужика, лежавшего под Дозором. Что это были за люди — не знаю. Ведь они тут же скрылись, оставив на память топор, выпавшую, видимо, из кармана пол-литровку, несколько соленых огурцов, да запах винного перегара.