Два друга - [12]

Сейчас, возвращаясь к прошлому, мне пришлось вновь повстречаться с ним… Я побывал в заветных лугах. Любовался широким раздольем Волги, коснулся тучных трав, склоненных под тяжестью росы, а возвратившись домой, открывал старые альбомы. Ведь в них сохранились пожелтевшие от времени фотографии дорогих мне людей, собак… Смотрел на золотую медаль Всесоюзной выставки, принесенную в мой дом Ромкой.

Смотрел на медали, полученные другими четвероногими друзьями. Их очень много. Долго рассматривал фотографию моего друга М. И. Борисова. И казалось, что, как и прежде, мы идем из колхозного стана по просторным лугам, поросшим травой и разноцветьем, и всюду блестит роса.

По красному зверю

На мою долю много пришлось впечатляющих охот по красному зверю. Но какая из них более занимательна — сказать трудно. Ведь сколько удовольствия получаешь от охот с гончими по лисице, когда поединок зверей продолжается несколько часов и случается, что затемнеешь в зимнем лесу. А как хороши охоты по лисице в засидке с манком или коллективные охоты с флажками, интересны они и с подъезда и с подхода. Но из всех перечисленных охот самой добычливой является охота на лисицу с норными собаками. От норной собаки лисице никак не спастись. Она выгонит ее из любой норы, как бы рыжая хитрюга не сопротивлялась. На таких охотах мне довелось бывать с жесткошерстным фокстерьером — Булем. Собака эта обладала незаурядным чутьем, смелостью и злобностью к зверю. Она настойчиво преследовала лисицу в норе, имела крепкую и точную хватку. У Буля хорошо был развит костяк и мускулатура. Он по наследству получил смелый нрав, обладал колоссальной энергией и всегда до забвения был предан хозяину. Вот об охотах с такой великолепной собакой, каким являлся Буль, я и хочу рассказать.

С Ростиславом Евграфовичем и его Булем мы еще затемно сошли с первого поезда на знакомой станции. Наступившее утро медленно рассеивало предрассветную сутемь, а потом широким половодьем разливалось потоком света и окончательно прогнало мрак. Опасаясь всевозможных помех, мы тут же направились к лисьим норам, пересекая заснеженные поля. Но когда поднялись на взлобок безымянной возвышенности, перед нами раскинулась ширь чудесной природы нашего края. В утренней синей дымке смутными грядами виднелись хвойные боры. Их сменяло разнолесье, и то тут, то там ширились заснеженные луга и поля, а привольно раскинувшиеся деревни казались островками в этом широком лесном море. Солнечные потоки становились все шире, и от их лучей казалось, что кто-то неведомый все вокруг усыпал серебром.

Чтобы раньше времени Буль не устал, Евграфыч приказал ему идти у ноги, и мы двинулись дальше. Лисьи стежки нигде не встречались, и поле казалось безжизненным. Но вот на опушке мелколесья со стороны стывшего поля повстречался свежий след лисицы. Здесь она мышковала, катаясь по свежему снегу, а потом направилась к норам. Но чтобы выяснить понорился ли зверь или где-то устроился на лежку, нам пришлось сделать круговой обход норы, а когда убедились, что выходных следов нет, мой спутник, соблюдая осторожность, взял собаку на поводок и рукой указал, где следует мне занять стрелковую позицию. После этого он направился к норе.

Я становлюсь у ивового куста и тщательно маскируюсь. С позиции, которую я занял хорошо просматриваются входные и выходные отверстия в нору, да и поле обстрела не назовешь плохим. Замаскировавшись, готовлю ружье, патроны, но делаю все это без лишних движений и не перестаю наблюдать за окружающим.

Тем временем Евграфыч, подойдя к отверстию норы шагов на тридцать, снял рюкзак, проверил ружье и, освободив Буля от поводка и ошейника, знаком руки послал фокстерьера в нору.

Почуяв запах лисицы, Буль резвыми прыжками бросается к норе и тут же скрывается в ней. Не прошло и минуты, как послышался приглушенный голос собаки, но не сплошной лай, а с некоторыми перемолчками. Во время перемолчек Буль вступает с лисицей в короткие драки, чтобы быстрее вытурить ее из норы. А пышной красавице не хочется покидать свое жилье. Но Булю понятны ее замыслы. Он настойчиво наступает на хитрого зверя, и лисица, боясь сильных клыков собаки, неожиданно скрывается в отнорке запасного выхода и спешит спастись бегством. Она пулей вырывается наружу…

Появление огненно-красного зверя на белой поляне взволновало меня, но не надолго. Я держу лисицу на мушке, но медлю с выстрелом. Медлю, потому что в случае неудачи, она тут же занорится и тогда уж выгнать ее наружу будет трудно. Но вот она отошла от норы шагов на тридцать в сторону Евграфыча, и он верным выстрелом уложил ее.

К упавшему зверю немедля подлетел Буль. Он давился от лая, а сквозь нависшие космы колючих волос глаза горели злым огнем, шерсть стояла дыбом, по вид его был далеко не молодецкий и больше напоминал беспризорника. Белая его шерсть с черными пятнами покрылась грязью и комьями земли. На морде имелись кровавые царапины, а из маленькой ранки, оказавшейся на кромке губы, падали капельки крови. Осматривая четвероногого героя, мне думалось, что именно за такое унижение внешнего достоинства, Буль был полон ненависти к зверю и, дай ему волю, он, наверное, испортил бы красивую лисью шубу. Но так поступить пес не мог. Он прошел прекрасную дрессировку и на всю жизнь запомнил, что портить добытого зверя нельзя.