Два долгих дня - [2]

Шрифт
Интервал


Луггер был в бешенстве:

— Чтобы вести себя так, надо предать забвению клятву Гиппократа!

— Не понимаю, какие претензии вы имеете ко мне, — сухо заметил хирург. — Если хотите, коллега, могу вам процитировать: «Клянусь Аполлону-врачу, Эскулапу, Гигее и Панацее, всем богам и богиням, вызывая их свидетелями, что присягу эту и последующие обстоятельства сохраню строго по мере моих сил и способностей… Образ жизни больных буду устраивать для их пользы, по мере моих сил и способностей, будучи далеким от всякого повреждения и всяческого вреда…» По-моему, сказано достаточно ясно. Дважды говорится: «по мере моих сил и способностей…» Какая мне нужда оперировать человека, вселять в него призрачные надежды, предвидя неминуемый трагический исход? Да и неприятностей после не оберешься: Штейнер знаменитый ученый, человек большого полета.

— А не крутоват ли ваш приговор?

— Не крутоват, а даже очень, и очень крут.

— Но это же нечестно! Где ваша человечность?

— Возможно, вы правы.

— Вы боитесь самого себя!

И вдруг Луггер подумал о том, что отказ хирурга развязал ему руки. Ничего другого не остается, как просить помощи у русских…

Свой визит к хирургу Луггер комментировал Штейнеру одной фразой:

— Самый глупый сукин сын, каких я встречал на свете: он битый час мне доказывал, что не может рисковать.

— Своей репутацией или моей жизнью?

— Вероятно, и тем и другим.

— Я могу дать ему расписку, что все беру на себя.

— Ты знаешь, что такое красная дорожка?

— Дорожка… При чем тут дорожка?

— Путь на Олимп обеспечен. Тому, кто уже вступил на нее.

— К дьяволу Олимп, отправляться на тот свет я не хочу.

— Спокойно, Генрих, спокойно, — сказал Луггер. — Угости-ка меня виски. Во рту пересохло. Борьба только начинается. Хирург — оригинальный человек. Когда я уходил от него, его ассистент мне объяснил, что их клиника перестала заниматься оперативным лечением сосудов в связи с малой его эффективностью. Так или нет, теперь это уже не имеет значения.

— Трюк! Уловка! Он просто трус!

— Вот как! — воскликнул Луггер, вытаскивая из внутреннего кармана своего грубошерстного пиджака несколько типографских листков. — Посмотри, пожалуйста, на последний абзац третьей странички. Я подчеркнул красным то, что относится непосредственно к твоей ноге.

Он перевернул страницу и стал читать вслух.

— Оперативное лечение окклюзии… окончательное решение этой большой проблемы еще недостаточно изучено… однако в ряде случаев имеются… По имеющимся данным… Михайловский… Советский Союз…

— Что ты на это скажешь?

Луггер посмотрел на бутылку и улыбнулся. Налил изрядную порцию. Дружба с вином началась у него во время войны — в зимних боях сорок первого года под Москвой. Там он и пристрастился к алкоголю. «Без полярного пайка, — говорил он много позднее, — вряд ли я выдержал бы все тяготы зимней кампании». Вернувшись из лагеря для военнопленных в Западный Берлин, он был недоволен: кроме суррогатной водки и дрянного пива, ничего не было.

— Я полагаю, что пора приступить к контактам с русскими. Вообще говоря, что бог ни делает, все к лучшему. Нам повезло…

— Кому — нам?

— Что ты ко мне пристал? Тебе повезло! Тебя устраивает такая формулировка? На чем я остановился? Вспомнил… Если бы на этого хирурга кто-то сверху крепко нажал и он бы тебя вздумал оперировать, заведомо зная…

— Стоп! Ты противоречишь себе. Выходит, что он все-таки поступил честно?

— Честность, лицемерие, трусость, героизм, осторожность — все эти так называемые этические проблемы относительны, когда дело касается жизни и смерти человека.

— Но…

— Помолчи! Чудесное качество, когда один человек разглагольствует, а другой внимает. Далеко не все обладают им. Есть вещи, о которых мы, врачи, не пишем, не говорим даже родной матери. Нет такого медика, у которого не было бы собственного кладбища. У одних оно меньше, у других — больше…

— К чему ты все это говоришь?

— Достигнув известности, престижа, материального благополучия, врач начинает лавировать, задумываться. Что ему даст раскрытие «белых пятен»? Не всегда можно абсолютно точно провести границу между «дозволено» и «не дозволено», между «пользой» и «вредом», между «риском» и «отчаянием». Сколько на моем веку уже было эпохальных открытий, которые потрясали весь мир. А в результате? Новое — забытое старое! Ты скажешь, что я, как и этот великий хирург, твердолобый консерватор. Возможно. Антибиотик! Эра! А любой врач чурается их. Почему? Аллергический шок! Большая медицина иногда вместе с пользой наносит такой вред населению, что трудно даже представить, во что это обходится.

— Но так рассуждать бессердечно, — взмолился Штейнер. — К кому же тогда обращаться? К знахарям? К колдунам? Шаманам?

— Смотря с какой точки зрения рассматривать эти явления? Вот ты занимаешься изучением действия взрывной волны. Это может иметь значение для военных целей?

— Я как-то не задумывался. Искусственные плотины. Открытая разработка ископаемых…

— Наивный человек! Вряд ли теперь есть раздел науки, так или иначе не соприкасающийся с военными аспектами. Некоторые мои коллеги — травматологи, гематологи, бактериологи — уже много лет разрабатывают темы военного значения; на допуск к ним наложено табу!


Еще от автора Вильям Ефимович Гиллер
Вам доверяются люди

Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.


Во имя жизни (Из записок военного врача)

Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.


Тихий тиран

Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.


Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Рекомендуем почитать
На Пришибских высотах алая роса

Эта книга о достойных дочерях своего великого народа, о женщинах-солдатах, не вернувшихся с полей сражений, не дождавшихся долгожданной победы, о которой так мечтали, и в которую так верили. Судьбою им уготовано было пройти через испытания, столкнувшись с несправедливостью, тяготами войны, проявить мужество и стойкость. Волею обстоятельств они попадают в неоднозначные ситуации и очистить от грязи свое доброе и светлое имя могут только ценою своей жизни.


Дети большого дома

Роман армянского писателя Рачия Кочара «Дети большого дома» посвящен подвигу советских людей в годы Великой Отечественной войны. «Дети большого дома» — это книга о судьбах многих и многих людей, оказавшихся на дорогах войны. В непрерывном потоке военных событий писатель пристально всматривается в человека, его глазами видит, с его позиций оценивает пройденный страной и народом путь. Кочар, писатель-фронтовик, создал достоверные по своей художественной силе образы советских воинов — рядовых бойцов, офицеров, политработников.


Штурман воздушных трасс

Книга рассказывает о Герое Советского Союза генерал-майоре авиации Прокофьеве Гаврииле Михайловиче, его интересной судьбе, тесно связанной со становлением штурманской службы ВВС Советской Армии, об исполнении им своего интернационального долга во время гражданской войны в Испании, боевых делах прославленного авиатора в годы Великой Отечественной.


Разрушители плотин (в сокращении)

База Королевских ВВС в Скэмптоне, Линкольншир, май 1943 года.Подполковник авиации Гай Гибсон и его храбрые товарищи из только что сформированной 617-й эскадрильи получают задание уничтожить важнейшую цель, используя прыгающую бомбу, изобретенную инженером Барнсом Уоллисом. Подготовка техники и летного состава идет круглосуточно, сомневающихся много, в успех верят немногие… Захватывающее, красочное повествование, основанное на исторических фактах, сплетаясь с вымыслом, вдыхает новую жизнь в летопись о подвиге летчиков и вскрывает извечный драматизм человеческих взаимоотношений.Сокращенная версия от «Ридерз Дайджест».


Страницы из летной книжки

В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.


Год 1944-й. Зарницы победного салюта

В сборнике «Год 1944-й. Зарницы победного салюта» рассказывается об одной из героических страниц Великой Отечественной войны — освобождении западноукраинских областей от гитлеровских захватчиков в 1944 году. Воспоминания участников боев, очерки писателей и журналистов, документы повествуют о ратной доблести бойцов, командиров, политработников войск 1, 2, 4-го Украинских и 1-го Белорусского фронтов в наступательных операциях, в результате которых завершилось полное изгнание фашистских оккупантов из пределов советской Украины.Материалы книги повествуют о неразрывном единстве армии и народа, нерушимой братской дружбе воинов разных национальностей, их беззаветной преданности советской родине.