Два долгих дня - [10]
— А что тут удивительного? — заметил Штейнер. — При массовом производстве всегда были и будут неразорвавшиеся снаряды, мины, бомбы. Я их немало повидал на полях сражений.
— Послушайте, герр доктор, — продолжал Курт, игнорируя замечание Штейнера, — вы не допускаете, что м о я мина не случайно не разорвалась? Надеюсь, вы меня понимаете? Не было ли здесь, так сказать, злого умысла?
Луггер прищурился.
— Я хирург, а не баллистик, спросите лучше Штейнера. Ему и карты в руки.
— Да что тут толковать, — подхватил Штейнер, — основной причиной в таких случаях могут быть конструктивные недостатки взрывателя. Однако я вовсе не исключаю неисправности и в результате саботажа.
— У немцев тоже? — спросил раздраженно Райфельсбергер, приглядываясь к Штейнеру.
«Эх ты, горе-умник», — с какой-то досадой подумал Штейнер.
— Мне приходилось дважды бывать на военных заводах, я видел там сотни заключенных и нисколько не удивлялся всяким их трюкам. Их и обвинять нечего. Заметьте, что среди них были и австрийцы, и наши собратья — немцы. Ну что вы опять гримасу состроили? Странно! Неужели вы в самом деле думаете, что все без исключения немцы испытывают нежнейшую любовь к национал-социализму? Вам неприятно меня слушать? Ну-ну, успокойтесь, все это в прошлом.
— Для чего вы мне все это говорите? — спросил Курт, злобно глядя на него.
— Я не утаиваю того, что другие скрывают от себя, даже находясь в плену. Перед богом и пленом мы все равны.
— Ничего не понимаю! — с видом величайшего изумления обратился Райфельсбергер к Луггеру, точно брал его в свидетели. Он был раздражен и горячился. — Странное мнение о врагах рейха. Я бы ни минуты не остался в плену, если бы не это проклятое ранение. Уж поверьте, нашел бы способ покинуть большевистский рай. Надеюсь, Штейнер, вы в свое время не умолчали об этих чудовищных преступлениях на наших военных заводах?
— Вы, Райфельсбергер, непременно хотите, чтобы я вам прямо высказал все, что думаю.
— Я только этого и добиваюсь.
— Хорошо же, слушайте. Я именно вам скажу, — сказал Штейнер. — У вас, Райфельсбергер, весьма романтическое представление о рабочих нашей военной промышленности. Да будет вам наконец известно, что люди там делают зачастую детские игрушки, да, я имел случай познакомиться там не только с заключенными в арестантской одежде, но и с угнанными французами, бельгийцами — так сказать, «свободными гражданами». Смешно было бы надеяться, что все они будут содействовать победе Германии.
— Пусть благодарят судьбу за то, что не подохли на полях сражения! Я бы их в бараний рог согнул. Однако, Штейнер, вы мне так и не ответили на вопрос о саботаже. — И, ехидно улыбнувшись, Курт добавил: — Придет время, когда вы будете объясняться перед рейхом.
— Забудьте о рейхе, Курт. Живы будем, угонят нас в Сибирь, там, на холодке, сразу мозги прочистятся. — И Штейнер попытался еще раз втолковать Курту, что смешно предполагать, будто все немцы и особенно заключенные — самая дешевая рабочая сила — слепо послушны гестапо. Да за всеми и не уследишь, особенно теперь, когда дела на фронте становятся хуже и хуже. Вы плохой политик и никудышный психолог! — закончил он.
— Я прежде всего солдат, это гораздо важнее всех ваших вывертов!
— Понимаю! Долг и приказ. И никаких рассуждений! Все просто и ясно!
— Немецкий народ борется за свое существование, за Великий германский рейх. У нас есть чудо-секретное оружие, оружие возмездия, скоро наступит решительный перелом. Об этом-то вы, надеюсь, слышали?
— И даже кое-что видел! — произнес он к великому удивлению Райфельсбергера. — Но это еще далеко до осуществления. А покамест…
Курт оживился.
— Правда? Значит, я прав!
— Ну, разумеется, — с иронией ответил Штейнер.
— Я просто счастлив! Теперь русские влипли! Я всегда верил в разум Гитлера.
— Кто может быть теперь счастлив? — меланхолически подхватил Луггер, понявший, к чему клонит Штейнер. — Мы живем в безумное время. По-настоящему это можно осознать лишь перед смертью. Уж поверьте, я это хорошо знаю.
— Знаете что, герр доктор, вы бы лучше помолчали и поменьше любезничали с русскими. Перестаньте им плакаться на свою несчастную жизнь. Я хоть и плохо понимаю по-русски, но кое-что уловил, когда они к вам приходили. Господин обер-лейтенант Штейнер, скажите хоть несколько слов, что вы знаете об этом новом оружии?
— Не хочу.
— Почему?
— Уймитесь, фельдфебель. Вы что, рехнулись? Какой же вы немец?
— О, да, конечно! Покорнейше прошу меня извинить. — И он закрыл глаза.
Неожиданно Луггер заявил, что у него есть превосходный план, который может разрешить их спорные вопросы, но прежде он хотел бы кое-что уточнить.
— Послушайте, Райфельсбергер, — спросил он, — почему вас, тяжелораненого, оставили в сарае, а не в лазарете, как других раненых?
— Трусы и негодяи! Сволочи! Дрожали за свою шкуру! Не было у меня сил пристрелить их!
— Это, Курт, все одни проклятия. Значит, вы не можете оправдать поступка своих соотечественников?
— Хватит вам препираться, — вмешался Штейнер. — Нельзя ли сменить пластинку? Господи, скорее бы русские нам оказали помощь. — Он застонал от боли.
— Коль сам бог послал нам вас в награду за наши страдания и вы остались с нами, можете вы мне объяснить, какой смысл русским нас выхаживать? — не унимался Луггер. — Я много думал об этом. Ведь как мы там ни хоронимся, но нечего скрывать: мы, тяжелораненые отходы, навоз… В дальнейшем мы уже ни к чему не пригодны. Не проще ли было бы нас распять, как это делали в добрые времена Римской империи? Пленных оставлять только крепких и выносливых.
Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.
Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.
Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.
Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.
Эта книга о достойных дочерях своего великого народа, о женщинах-солдатах, не вернувшихся с полей сражений, не дождавшихся долгожданной победы, о которой так мечтали, и в которую так верили. Судьбою им уготовано было пройти через испытания, столкнувшись с несправедливостью, тяготами войны, проявить мужество и стойкость. Волею обстоятельств они попадают в неоднозначные ситуации и очистить от грязи свое доброе и светлое имя могут только ценою своей жизни.
Роман армянского писателя Рачия Кочара «Дети большого дома» посвящен подвигу советских людей в годы Великой Отечественной войны. «Дети большого дома» — это книга о судьбах многих и многих людей, оказавшихся на дорогах войны. В непрерывном потоке военных событий писатель пристально всматривается в человека, его глазами видит, с его позиций оценивает пройденный страной и народом путь. Кочар, писатель-фронтовик, создал достоверные по своей художественной силе образы советских воинов — рядовых бойцов, офицеров, политработников.
Книга рассказывает о Герое Советского Союза генерал-майоре авиации Прокофьеве Гаврииле Михайловиче, его интересной судьбе, тесно связанной со становлением штурманской службы ВВС Советской Армии, об исполнении им своего интернационального долга во время гражданской войны в Испании, боевых делах прославленного авиатора в годы Великой Отечественной.
База Королевских ВВС в Скэмптоне, Линкольншир, май 1943 года.Подполковник авиации Гай Гибсон и его храбрые товарищи из только что сформированной 617-й эскадрильи получают задание уничтожить важнейшую цель, используя прыгающую бомбу, изобретенную инженером Барнсом Уоллисом. Подготовка техники и летного состава идет круглосуточно, сомневающихся много, в успех верят немногие… Захватывающее, красочное повествование, основанное на исторических фактах, сплетаясь с вымыслом, вдыхает новую жизнь в летопись о подвиге летчиков и вскрывает извечный драматизм человеческих взаимоотношений.Сокращенная версия от «Ридерз Дайджест».
В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.
В сборнике «Год 1944-й. Зарницы победного салюта» рассказывается об одной из героических страниц Великой Отечественной войны — освобождении западноукраинских областей от гитлеровских захватчиков в 1944 году. Воспоминания участников боев, очерки писателей и журналистов, документы повествуют о ратной доблести бойцов, командиров, политработников войск 1, 2, 4-го Украинских и 1-го Белорусского фронтов в наступательных операциях, в результате которых завершилось полное изгнание фашистских оккупантов из пределов советской Украины.Материалы книги повествуют о неразрывном единстве армии и народа, нерушимой братской дружбе воинов разных национальностей, их беззаветной преданности советской родине.