Два дня в апреле - [13]

Эти свидания с матерью два раза в месяц утомляли и нервировали девочку. То чувство одиночества и собственной ненужности, которые она бессознательно испытывала в первые месяцы, после того как Изабель бросила их с отцом, та безотчётная потребность в материнской ласке и тепле, всё это уже давно угасло; на смену пришли усталость и безразличие. Ведь мать снова возникла в её жизни — так же неожиданно, как и исчезла из неё когда-то. А то обстоятельство, что свидания с мамой проходили без отца, лишь вносило дополнительное напряжение в их контакты. Маленькая девочка всё время испытывала неловкость, и ей хотелось лишь одного: побыстрее вернуться домой.

Сидя в тёмном зале кинотеатра, подавленная громкими звуками, несущимися с экрана, Дафния с трудом воспринимала происходящее. Она не помнила даже названий кинофильмов, которые они смотрели, не говоря уже о том, чтобы пересказать их сюжеты. И есть ей ничего не хотелось. Её обычно хороший аппетит мгновенно угасал, стоило официантке в кафе поставить перед ней тарелку с очередным блюдом.

Но, насколько она помнит, её замкнутость и откровенное нежелание идти на контакт с матерью ни капельки не обескураживали последнюю. Изабель ничуть не волновали односложные ответы на те вопросы, которые она задавала дочери. Кажется, они ей вообще не были нужны. «Так во сколько, говоришь, ты встаёшь, когда идёшь в школу?» — вопрошала она безразличным голосом, тщательно разглядывая себя в крохотное зеркальце и аккуратно протирая уголки губ салфеткой, пока Дафния лихорадочно соображала, что и как ей ответить матери одним или двумя словами. Потом Изабель принималась стирать большим пальцем след губной помады с собственной чашки и всё время бросала рассеянные взгляды на улицу через полузанавешенное окно в кафе.

Изабель ни разу не привезла дочь к себе домой. Дафния даже понятия не имела, где обитает её мать. Судя по всему, отец тоже ничего не знал о нынешнем пристанище своей бывшей жены. Как она жила без мужа и дочери, чем жила — всё это оставалось для них загадкой за семью печатями. Место встречи у них тоже было постоянным: возле магазина на городской площади. Само собой разумеется, никаких разговоров о прошлом во время таких встреч не велось. Разговоры, если они и имели место, не простирались дальше событий, случившихся на прошлой неделе, и на этом точка. Все их беседы тоже строились по одной наезженной схеме: Изабель задавала вопросы дочери, а Дафния старалась изо всех сил ответить на них как можно короче.

Отец всегда являлся за ней точь-в-точь, минута в минуту, в то время, как и обещал. Уже один вид его фигуры, возникающей в дверях кафе, что означало конец мучений для самой Дафнии, вызывал бурю самых радостных эмоций. Особенно ей нравилось, что на обратном пути отец никогда не расспрашивал её о том, чем они там занимались с матерью во время очередного свидания и было ли им весело вместе. Зато они с отцом в обязательном порядке делали короткую остановку возле городского парка, чтобы покормить уток, обитающих в пруду. Бумажный пакет с подсушенными в духовке кусочками хлеба уже лежал наготове. А иногда они делали крюк и заезжали в местный аэропорт: просто для того, чтобы полюбоваться, как взлетают и приземляются самолёты. Это зрелище Дафния могла созерцать часами.

Отец был чем-то таким незыблемым и постоянным, что всегда присутствовало в её жизни. Независимо от того, была ли рядом с ними Изабель или нет. Это он всегда читал ей сказку, а иногда и несколько сказок, на сон грядущий, он смазывал мазью разбитую коленку или ушибленный локоть, осторожно целуя её при этом в висок. Это он каждое утро встречал её песней, собственной версией знаменитого шлягера, который когда-то исполнял Морис Шевалье: «Хвала богу за то, что у нас есть маленькие девочки». Долгие годы Дафния прожила в полной уверенности, что петь надо именно так, как пел отец: «Хвала богу за то, что у меня есть Дафния Кэрролл». Само собой, именно отец (и только он!) водил её к детскому врачу или дантисту, если в том возникала необходимость.

Конечно, время от времени в её жизни возникали и другие люди: Нана Кэрролл, её тетя, бабушка и дедушка Кингстоны. Они обязательно приносили ей подарки, покупали для неё новые платья или туфельки, или очередную куклу в нарядной коробке. Всякий раз, навещая их, они о чём-то серьёзно беседовали с отцом вполголоса, повышая голос лишь тогда, когда обращались к ней, вопрошая, как у неё дела в школе, нравится ли ей учительница и с кем она дружит в классе. А ещё была Джейн, которая опекала её ребёнком, забирала к себе, кормила и возилась с ней до тех пор, пока не являлся с работы отец. Но самое счастливое время — это когда они оставались с отцом вдвоём, только он и она.

Мало-помалу график свиданий с матерью был скорректирован. Нет, никаких взаимных стычек или скандалов, ничего такого, что привело бы к неким кардинальным решениям или переменам. Просто всякий раз у Дафнии находилась весомая причина, чтобы отменить очередное свидание: день рождения подружки, начало каникул, простуда или что-нибудь ещё — не менее важное. Постепенно частота встреч сократилась до одного раза в месяц. А потом график и вообще стал таким гибким и свободным, что в один прекрасный день на тот момент уже семнадцатилетняя Дафния спохватилась, вспомнив, что не виделась с собственной матерью уже много недель подряд.