Два чемодана воспоминаний - [27]

— Вы, — начал он миролюбиво, пока я шла с Эшей к лифту, — наверное, думаете, что я получаю деньги на свои плащи от хозяина. Но тут вы ошибаетесь. Мне все приходится покупать самому, даже мыльную стружку и средства для полировки. Каждый гвоздь, вбитый в эти стены, оплачен из моего кармана.

— И каждую трещину на потолке вы заштукатуриваете собственной кровью, — сказала я. — Да, жизнь трудна.

— Вы говорите со мной, как с сумасшедшим, но плащ мне необходим. Без него люди не поймут, что я — лицо официальное. О, раньше все было по-другому. Да знаете ли вы, что привратникам полагалась форма?

— С орденами и аксельбантами или без? — спросила я, покачивая Эшу на руках.

На мгновение он застыл в замешательстве. Потом обиженно развернулся и умчался прочь так быстро, что Аттила не мог за ним угнаться.

Этим все и кончилось. Так, по крайней мере, думала я, пока кормила Цивью и Эшу фруктовой смесью. Казалось, привратник вернулся к своим ежедневным заботам. Когда я спустилась за коляской, он тащил куда-то огромный стол. Я с облегчением услышала его обычное карканье: «Отойди, Аттила, отойди! Не стой на дороге, эта штука слишком тяжелая, я просто чувствую, как кровь приливает к ногам. Не перетруждайтесь, сказал доктор. Что он знает о труде, этот доктор? Ему не надо таскать столы, у него на это есть слуги».

Но когда после работы я вышла из лифта, холл оказался забит мебелью так, что пройти было нельзя. Старомодный платяной шкаф был придвинут почти вплотную к стене, в оставленную узкую щелочку я начала было протискиваться, как вдруг обнаружила, что в конце проход перекрыт чем-то подозрительно напоминавшим стол, с которым привратник возился всего час назад. Стол был поставлен вертикально, доскою ко мне, и загораживал проход на высоту моего роста. Из-за него выглядывал привратник.

— Плати полторы тысячи франков, — победоносно произнес он, — и я, так уж и быть, помогу тебе выйти!

Я перевела взгляд со шкафа на стол. Несомненно, это выглядело, как баррикада. Но только теперь я поняла, для чего она была воздвигнута. Что же делать? Попытаться раздвинуть мебель? Или перелезть через нее? Требований господина мажордома я удовлетворять не собиралась. Неужели отсюда нельзя выйти по-другому? На цыпочках прошла я по коридору к черному ходу и бесшумно нажала на ручку двери, но она была заперта.

Я вспомнила рассказ Баал-Шем-Това о дворце. Интересно, можно ли было вломиться внутрь сквозь воображаемые стены? Может быть, в возвышенных духовных областях. В материальном мире, где правят идиоты, стены оказываются чересчур реальными, так же как и сами идиоты. Некоторое время я слушала хихиканье привратника за шкафом, потом повернулась и вошла в лифт.

Госпожа Калман не выглядела ни удивленной, ни рассерженной. Она боялась гнева привратника и предложила заплатить за порванный плащ, даже достала деньги из шкафа, но я не стала их брать.

— Тогда я сама отдам ему, — предложила она.

— Если вы это сделаете, я откажусь у вас работать.

Она вздохнула:

— Будь муж дома, он бы с ним поговорил. Но он уехал по делам в Швейцарию.

— Нет смысла разговаривать. Привратник говорит на другом языке.

— Конечно, он не говорит на идише, но мой муж хорошо знает фламандский.

— Я не это имела в виду. С этим типом невозможно разговаривать ни на каком языке. Он — существо другого вида.

— Он — гой.

— Не все гои такие, госпожа Калман! Я знаю в этом городе множество гоев, которые не имеют с евреями ничего общего и тем не менее не калечат еврейских детей и не строят баррикад. У этого привратника просто крыша поехала.

— Может быть, так оно и есть, но, выходит, это реакция на тебя. Мы тут пять лет живем и до сих пор не имели с ним проблем.

— Он обзывает вас жидовскими свиньями, издевается над вашими детьми, третирует вашу няньку, а у вас с ним все еще нет проблем?

— За все эти годы не случилось ничего серьезного, ничего достаточно серьезного, что нас бы обеспокоило.

— Что вы находите достаточно серьезным? Умышленное убийство?

— Я больше не хочу ничего об этом слышать, — сказала она. — Сегодня ты останешься ночевать здесь, а утром посмотрим. Мы не должны обострять ситуацию.

— Привратник уже обострил ее до крайности. Я не собираюсь здесь ночевать. Это ничему не поможет. К утру мебель не исчезнет из коридора. И что мне делать тогда? На коленях умолять его выпустить меня? Я хочу уйти домой сейчас, а не когда привратник соблаговолит меня выпустить. Я не позволю себя запирать!

Дрожа от злости, я побежала сперва в спальню мальчиков, потом на кухню. Окна этих комнат выходили во двор. Госпожа Калман частично утратила свою ледяную невозмутимость.

— Ты ведь не собираешься спускаться из окна? Это слишком опасно. Кроме того, у нас на окнах решетки.

— Решетку ничего не стоит снять.

— А дети? Ты подашь им дурной пример.

— Может быть, на самом деле это хороший пример.

— Ты имеешь в виду — свалиться с четвертого этажа и сломать себе шею?

— Нет, показать им, что я не позволяю привратнику садиться себе на голову.

— Но ты именно этого и добилась. Мы не даем себя провоцировать, а ты порвала ему плащ, и теперь не только у тебя, но и у нас будут неприятности. — Она прогнала Аврома и Дова, с интересом слушавших наш разговор, в гостиную и добавила: — Каждый день я говорю мальчикам, чтобы они держались подальше от окон. Если теперь ты вылезешь в окно, они не будут воспринимать мои слова всерьез!