Два брата - [66]

– А ты б по-простецки! – сказал Илья.

– Как – по-простецки? – не понял Ракитин.

– Увез девку, и вся недолга! Что, в Питере попов не найдется тайком перевенчать? Выйдет твоя ненаглядная вечерком, а там тройка лихих у забора, Егорка за шафера. Свистнет ямщик – и поминай как звали!

– Нет, так негоже, – покачивая головой, сказал Егор. – Как же без родительского благословения?

– А что? – задорно продолжал Илья. – Старик посердится и простит.

– Не простит, знаю я его… – возразил Ракитин. – Не простит и весь капитал на племянников отпишет.

– Ты, стало, не за девкой, а за батькиной мошной гонишься? – ехидно усмехнулся Илья.

– Нет, братцы, люблю я Анку… Но как же без приданого?

– У вас, купцов, где же без приданого! – сухо возразил Илья.

Чтобы замять неприятный разговор, Егор начал о другом:

– Ваня, ты Кирюшку-поповича помнишь?

– Как не помнить!

– Встречал я его. Какой знатный моряк получился! Шнявой[117] командует.

– Кирилла Прокопьич – хороший человек, – вмешался Илья. – Мне в нем то дорого, что он солдата понимает. И хоть поповского роду, а нос, как иные прочие, не задирает, – Илья исподлобья посмотрел на Егора.

Тот покраснел.

– Три нас дружка в Навигацкой было: Кирюха, я да Тришка Бахуров. И вот судьба: изо всех троих один я не по морской части пошел.

– Где тебе! – презрительно бросил Илья. – Морская служба – суровая.

Иван поспешно перебил:

– А этот Бахуров, он где?

– При Адмиралтействе секретарем. По приему всякого припаса, до кораблей относящегося.

– Чиновная крыса, – зло усмехнулся Илья.

Аграфена Филипповна потихоньку тащила старшего сына из-за стола. Она знала, что порывы гневного настроения находят на него все чаще и чаще, и тогда он всем режет правду в глаза.

– Не трожь меня, матушка, – отмахнулся Илья. – Не моя это вина, что правда глаза колет.

Ракитин оживился, узнав, какую должность занимает Бахуров.

– Мне такой человек куда как надобен! Ты меня с ним сведи. Не пожалею угощения!

– Он и без угощения будет к тебе хорош, как узнает, что ты мой друг!

– Ну-ну… Сухая ложка рот дерет, – скептически откликнулся Ракитин.

Илья Марков, навалившись грудью на стол, пил и молчал, явно недовольный Ракитиным. Ванюшка не оправдал его ожиданий и вырос совсем не таким, каким желал бы его видеть Илья.

Илья вдруг грохнул кулаком по столу:

– Не буду в другой раз спасать! Пропадай, как собака!

Аграфена Филипповна с большим трудом увела старшего сына в каморку. Поспав часа два, Илья привел в порядок амуницию[118] и, не попрощавшись с Егором и Ракитиным, отправился в казарму, четко отбивая шаг.

А два друга сидели за столом до поздней ночи, вспоминая прошлое.

* * *

Иван Ракитин весь отдался хлопотам. Он получил участок земли на берегу Фонтанки и дал подписку поставить каменные палаты.

Ракитин метался по городу, посылал обозы за камнем, покупал бревна, разыскивал черепицу.

Артель мастеровых только что отстроила большой дом богачу-вельможе Александру Кикину. Ракитин подрядил ее на постройку русаковских палат.

Дело пошло быстро. Поднялся фундамент, росли стены. Иван писал хозяину, что палаты к осени будут готовы.

Заодно Иван строил и себе деревянный домик на Васильевском острове. Дело было выгодное: многие материалы, купленные на хозяйские деньги, вместо Фонтанки попадали на Васильевский.

Осенью 1714 года Антип Ермилыч Русаков многочисленным обозом перевез в Питер жену, дочь Анну с горничной Машей Ракитиной, штат дворников, приказчиков, слуг, товары и домашнее имущество. Новый каменный двухэтажный дом со службами сразу ожил; на заднем дворе замычали коровы, заржали лошади: все обширное хозяйство купца перекочевало в новую столицу.

Русаков открыл суконную торговлю в Гостином ряду.

Глава XVI. «Дивно знаменитый счетчик»

По ночам Ивану Ракитину снилось, что он просит Анкиной руки у Русакова и старик выгоняет его в шею. А то грезилось молодому приказчику, что в глухом лесу он нашел клад – целый сундук с золотом – и стал богатым купцом; Антип Ермилыч отдал за него свою дочь; Ракитин едет по городу в карете, и встречные снимают перед ним шапки. Он просыпался и чуть не плакал от досады. Но идти к Русакову с признанием Иван не решался. И вдруг в жизни его совершился крутой поворот.

Царь Петр живо интересовался ростом своего любимого города. Его радовало появление нового дома, открытие лавки, основание фабрики, пусть маленькой, скромной.

Во время прогулок по столице на знакомой всем ее жителям одноколке царь заходил во вновь отстроенные дома, знакомился с их владельцами, снисходительно принимал угощение из рук робеющих и обрадованных хозяев.

Побывал царь и в новой мануфактурной лавке купца Антипа Русакова. Кстати, ему надо было купить сукна на новый мундир.

Царь вошел в лавку, и притихшие покупатели попрятались по углам. Старший приказчик Иван Ракитин, оробевший, но не потерявший достоинства, учтиво приветствовал царя:

– Что угодно вашему царскому величеству? – и тут же, по давней купеческой привычке, затараторил: – Есть шелка всевозможных приятных колеров, есть канаусы, сукна лощеные превосходного качества, кружева брабант и валансьен…

– Будет, будет, – поморщился царь. – Эка, братец, как у тебя язык хорошо привешен! А покажи-ка ты нам…