Два брата - [135]

После чаю, когда они прошли в комнату к Леночке, Вася вынул из кармана сложенный печатный лист и, подавая Леночке, сказал:

— Хочешь прочесть?

Леночка стала читать. Вася заходил по комнате. Когда она кончила, лицо молодой женщины было взволновано.

Она молча отдала Васе листок и через несколько минут заметила:

— Смотри, Вася, осторожней с этим!

— Не бойся!..

Через несколько времени он спросил:

— В деревню не едете? Решили?

— Нет… Коле нельзя, а одной ехать не хочется… А ты скоро?

— Через месяц. Тянет из города… В Витине теперь славно…

— Да… славно там! — вздохнула Леночка.

Вася скоро ушел. Прежде чем вернуться домой, он долго еще бродил по улицам в каком-то мечтательном настроении.

XXII

— Вот и дождались гостей! Иван Андреевич, Вася приехал!

Такое радостное восклицание Марьи Степановны раздалось в витинском доме, в первых числах июня, перед самым закатом солнца.

Вслед за тем Марья Степановна уже была в передней и обнимала Васю.

— А это, мама, Чумаков! — произнес Вася, указывая на стоявшего поодаль приятеля.

— Очень приятно. Очень рада! — радушно приветствовала Марья Степановна молодого человека и опять обняла Васю.

— Как же это вы так неслышно подъехали? На почтовых?

— Нет, мама. Мы со станции по пути с одним залесским мужиком… Он подвез нас.

— Узнаю Васю, узнаю! — говорил Иван Андреевич, целуя сына. — Не мог уведомить. Трудно, что ли, было бы кучеру съездить! Добро пожаловать, господин Чумаков! — весело обратился старик к гостю. — Очень рад.

— Однако неказист ты на вид, Вася! — продолжал Иван Андреевич, когда все перешли в залу, и старик тревожно оглядывал сына. — Похудел, и цвет лица… Мало, видно, вы, господин Чумаков, его бранили! — полушутя, полугрустно обронил Иван Андреевич. — Кашляешь? Грудь болит?

— Нет, нет, папа. Я здоров, а в деревне совсем окрепну.

— Мы его поправим здесь. Еще бы цвету лица быть, когда они бог знает что едят там в кухмистерских. Они все в Петербурге какие-то чахлые! — сказала Марья Степановна, заглядывая в лицо Васи.

— Ну, это ты напрасно. Посмотри-ка на господина Чумакова.

И точно, румяный, плотный, он весь сиял здоровьем и, казалось, опровергал мнение Марьи Степановны насчет гибельного влияния петербургских кухмистерских.

— Так, может быть, господин Чумаков… как вас по имени и отчеству? Не люблю я по фамилии звать.

— Андрей Николаевич.

— Так, может быть, Андрей Николаевич у родных обедал.

Чумаков усмехнулся.

— Нет-с, я тоже в кухмистерских.

— А иногда и так, мама! — подсказал Вася.

— Как так? — удивилась Марья Степановна.

— Ситник и колбасы кусок.

— И, как видите, слава богу! — рассмеялся Чумаков.

— Ну, я вас откормлю, голубчиков. Сейчас покушаете. Сейчас будет готово. А Коля и Леночка здоровы?

— Здоровы.

— Обидно, что они не приедут. Что делать!

— Что, как его дела? — осведомился Иван Андреевич.

— Кажется, ничего себе! — уклончиво отвечал Вася, не желая огорчить отца.

— Адвокатура как?

— Кое-какие дела есть. Однако немного еще.

— Будут! Малый он талантливый. Из него может выработаться хороший адвокат. Писательство он, верно бросит. Таланта настоящего у Коли нет, ну, да и усидчиво работать мы не умеем! Он-то пока мечтает, — сам впрочем, убедится. Статьи его ничего себе, но и только, а адвокатом — это его дело! Одну речь его я читал. Ничего, недурна, очень недурна, только очень уж он противника своего допекал, Присухина. Ты был на суде? Слышал? Хорошо говорит Коля?

— Хорошо.

— И речь честная, славная. И дело-то чистое. Ну, да Коля не станет вести нечистых дел!

— Еще бы! Тогда… Разумеется, не станет!

— Однако я расспрашиваю, а вам с дороги, видно, есть-то хочется. Проведи-ка, Вася, Андрея Николаевича в твою комнату. Вы как, вместе хотите?

— Вместе! — ответил Вася.

— А то Колина комната свободна. Ну, как знаете!

Через час все сидели за столом. Марья Степановна то и дело подкладывала кушанья молодым людям.

— Кушайте, голубчики, кушайте!..

Вася уже успел сбегать в людскую, побывал в конюшне у кучера Ивана, заглянул к старой няне. Все было по-прежнему в Витине; все обрадовались приезду Васи и после говорили о нем:

— Такой же душевный… Из тела только поотощал!

После ужина, когда стали расходиться, Иван Андреевич увел Васю к себе в кабинет, обнял его и, усаживая подле себя, проговорил:

— Ну, теперь, милый мой, расскажи мне о себе.

— О чем, папа?

Старик понизил голос и тревожно спросил:

— Ты… в разных там кружках не участвуешь? Нынче ведь вы…

— Знаком…

— Знаком? И принимаешь участие? — со страхом проронил старик.

— Нет, папа, — ответил Вася. — Ведь я обещал тебе сперва учиться. Я сдержу слово!

— То-то… Спасибо, голубчик. Ты еще так молод. Не торопись… Прежде проверь себя, проверь свои мнения. Я знаю, сердце-то твое горячее… кипит, но подожди, подожди, мой хороший! — почти умолял старик, с любовью глядя на Васю.

Вася несколько времени молчал, потом тихо заметил:

— Ты прав… я еще мало знаю… И не ты один прав… Прокофьев — жаль, ты его не знаешь, — то же говорит… Надо сперва подготовить себя.

Отец никак не ожидал такого вывода.

— Подготовить себя? К чему?

— Ко всему! — тихо проронил Вася.

В свою очередь, и отец замолчал. Он слишком хорошо знал сына, чтобы сомневаться в истинном значении этих слов.