Два берега - [11]

— Поищем вагон-ресторан?

В вагоне-ресторане не было ни единого человека, а за стойкой спал пожилой мужчина. Дмитрий усадил Мари за столик, пошептал что-то мужчине на ухо, и вскоре они пили шампанское в полном одиночестве.

— Мари, вы любите Ницше?

— Да, очень, — впервые в жизни созналась Мари.

Почему-то окружающие дружно считали Ницше проповедником фашизма, и девушка никогда не говорила, что она читает и любит немецкого философа, а доказывать обратное совершенно не хотелось. Мари не умела доказывать, она предпочитала быть с собеседником на одной волне или вообще не обсуждать некоторые щекотливые темы.

Она смотрела на Дмитрия, и страх пробегал мурашками по спине, растекаясь где-то внизу. После рассуждений об истинной женственности и составляющих ее тонких мелочах она не знала, как себя вести. Мари не хотела затевать долгие, полные туманных намеков игры, она мечтала прикоснуться к попутчику, замереть в его объятиях.

Дмитрий накрыл ее руку своей рукой — и она увидела, какие у него тонкие длинные пальцы и узкая кисть. Странно, но при всех претензиях на эстетство Мари никогда не придавала значения красоте мужских рук — до сегодняшнего дня, точнее — ночи.

Она поняла, что пропала и потеряла надежду казаться «дамой, чьи взоры непреклонны».

— Мари, а почему вы называете меня Дмитрием? Мне больше нравится Митя.

— Это слишком… слишком интимно, мне кажется, — честно сказала девушка. — Кстати, а Дмитрий — это разве не Дима?

— Нет. Дима — это сокращение от древнего славянского имени Дидим. А Дмитрий — это именно Митя. Я в институте специально интересовался.

Мари никогда не слышала о древнем славянском имени Дидим, но все равно поверила.

— А в каком институте вы учились?

— В педагогическом. На литфаке. А потом еще в Вальдорфской школе педагогики и психологии.

Мари никогда не слышала о Вальдорфской школе педагогики и психологии.

— Хотите, я вам стихи почитаю?

— Свои?

— А вы хотите мои?

— Да, конечно.

Мари даже не сомневалась, что ее собеседник обязательно должен писать стихи. «У него не лицо, а лик, — подумала она, — он так похож на Христа».

— Хорошо. Вот мое раннее стихотворение, оно многим нравится.

Боль вздымая на дыбы, потерпи немного,

Позади — тропа судьбы, впереди — дорога,

Слепоте своей пророчь не очки, но очи,

Позади — дорога в ночь, впереди — из ночи.

Добрым словом обусловь людное безлюдье,

Позади звезда-любовь, впереди — безлюбье,

Только не сойди с ума, ведая и зная,

Позади — ночная тьма, впереди — земная.

Мари, конечно, не хотелось оказаться в числе многих, но стихотворение понравилось и ей.

— Дмитрий, знаете, я тут подумала, — она окончательно падала в бездну, откуда нет возврата, — вы вполне можете жить у меня. Это совершенно не проблема.

— Вместе с любимой женщиной? С Муркой? — Дмитрий заулыбался, давая возможность свести услышанное к шутке.

— А другой любимой женщины у вас нет? — Мари окончательно скатывалась по наклонной, теряя границы флирта.

— К сожалению, нет, — серьезно ответил Дмитрий, глядя ей в глаза. — Нет — и никогда не было. Мне почему-то не встретилась женщина, которую я бы полюбил. Хотя я так давно об этом мечтал — о любви, о семье, о детях…

— Может быть, я смогу стать для вас этой женщиной? Я тоже еще никогда не встречала мужчину, которого полюбила бы, хотя мечтаю о любви, о семье, о детях. — Мари окончательно сожгла мосты.

— Я так на это надеюсь.

Дмитрий перегнулся через стол, нежно коснулся губ девушки, а его длинные волнистые волосы упали ей на плечи.

— Вы очень красивая. Вы замечательная, — прошептал он, возвращаясь обратно, а потом встал и мягко поднял ее из-за стола. — Давайте посидим в тишине купе. Помолчим вдвоем.

Они долго обнимались в тамбуре, и Мари, никогда не считавшая себя маленькой, на всех своих каблуках вдруг оказалась носом где-то на уровне его шеи. Он был выше на целую голову — так непривычно и так приятно.

В купе они вернулись, держась за руки, а потом Мари уснула у него на коленях. Поезд простоял на каком-то полустанке почти два часа. Утром ее разбудило солнышко.

Поймав неодобрительный взгляд бабы Кати, девушка покраснела до самых ушей, а Дмитрий-Митя весело сказал:

— Баба Катя, вы представляете, случилось чудо! Вот так неожиданно, в поезде, я вдруг встретил девушку своей мечты. И теперь я ее никуда не отпущу — мы поженимся сразу, как только доедем до Москвы.

Мари не поверила своим ушам.

— Так что поздравляйте меня с невестой. Я ведь никогда не был женат, а мне почти тридцать семь лет!

Баба Катя помолчала секунд пятнадцать, а потом заулыбалась:

— Вот и молодцы! Дай вам Бог счастья, здоровья и детишек хороших! И ничего, что так быстро — в жизни всякое бывает, главное, любите друг друга, и терпения побольше. У меня вот брат когда на войну пошел, то на вокзале увидел девушку — она с подругой пришла, провожать кого-то, и понравилась она ему, он подошел, адрес попросил. Потом письма они друг другу писали, а как только он вернулся — сватать пошел. Он без ноги домой вернулся и все переживал, будет ли ей такой нужен. И так хорошо они жили, троих детей родили, да…

Дальше Мари не слушала. Она схватила полотенце и побежала умываться. Возле туалета выстроилась заспанная очередь, и кто-то, глядя на пылающее лицо девушки, молча пропустил ее вперед. Мари влетела в тесную кабинку и приникла к зеркалу, не узнавая своего лица.