Два балета Джорджа Баланчина - [16]

как обычно, от табачного дыма.

— Познакомься, Юра. Это бабушка Соня. Она будет жить в твоей комнате, а ты теперь будешь спать в моей. Вымой руки и садись обедать.

Юра подошел к бабушке Соне. Та, резким движением затушив в большой полной окурков пепельнице «Беломор», прижала к себе светлую головку мальчика — Юра был в тот год еще только третьеклассником — и тихо поцеловала его в макушку, проведя по Юриным вихрам с такой нежностью и теплом, что сразу вызвала в нем й симпатию и доверие, поскольку мать Юры была лишена каких-либо сантиментов и он не был приучен к подобным жестам. И еще маленькому Юре понравилось то, что бабушка Соня бегло улыбалась ему, и он улыбнулся ей в ответ.

Не сразу узнал юный Ирсанов, что Софья Андреевна волей горестных обстоятельств своей судьбы в свое время потеряла все права на жилплощадь в Ленинграде, что муж ее, профессор Технологического института, был расстрелян, единственный сын погиб на фронте, а сама Софья Андреевна с тех давних лет до пятьдесят шестого жила где-то на севере под Соликамском в дальней ссылке и вернулась в Ленинград «благодаря Хрущеву».

В бабушке Соне Юру все удивляло. Удивляло его и то, что папа и мама называли ее «мадам», и то, что «мадам» совершенно не умела готовить еду, что она почти ничего не ела, а все время курила, пила очень крепкий чай, беспрестанно читала и все время с кем-нибудь говорила по телефону, резко отказывая просителю в просьбе о встрече и никогда никого не принимая у себя. С мамой «мадам» часто говорила по-французски, а иногда на ее имя приходили красивые открытки из Парижа, и «мадам» отрывала с них марки для Юры, с которых, собственно, и началась филателистическая коллекция Юрия Александровича — предмет его нынешней гордости и никогда не угасающего внимания.

Постепенно — благодаря домработнице Тане — «мадам» научилась готовить пищу. Особенно вкусным у ней получались маленькие сухарики с маслом, блинчики с капустой, щи из крапивы и еще что-то из чего-то — невероятно вкусное, «специально для внука». Юра все время проводил в бывшей своей комнате, где бабушка Соня играла с ним в карты, читала ему, переводя сразу с листа, вслух старые французские сказки и пела под гитару средневековые баллады. И если мама требовала от Юры академических знаний французского, а отец добивался от него оксфордского произношения в английском, то бабушка Соня ничего от Юры не требовала, ничего не добивалась, никогда ни о чем не спрашивала и всегда рассказывала ему массу интересных историй о жизни прежнего Петербурга и о людях, с которыми ей довелось жить на Северном Урале. И всегда это было захватывающе интересным для Юры. Между мальчиком и «мадам» установились те отношения, которые были больше дружбы и даже больше любви; и когда бабушка Соня на месяц-другой уезжала к кому-то погостить под Москву, Юра бесконечно тосковал, а бабушка каждую неделю присылала Юре длинные письма и он с удовольствием отвечал ей на них.

Это с легкой руки бабушки Сони в их квартире появилась первая в жизни Ирсанова собака — ласковая и умная боксер ша Багира, как-то приставшая к Софье Андреевне на Смоленском кладбище, куда бабушка часто ездила ухаживать за чьей- то могилой и куда никогда почему-то не брала Юру. «Твои могилы, дружок, у тебя еще все впереди», — говорила она Юре, но он еще не понимал смысла этих ее слов.

Нелюдимая «мадам» в Озерках очень скоро сдружилась с родителями Ильюши, особенно с его бабушкой, бывшей учительницей русского языка и литературы, Асей Львовной, у них даже оказались, по прежней жизни Софьи Андреевны, общие знакомые среди музыкантов и литераторов Ленинграда и Москвы (Ильюшина бабушка была одной из последних бестужевок, хорошо помнила детей Керенского, с которыми играла в сквере на Загородном, всех без исключения военных называла красноармейцами и всю свою жизнь не переставала ненавидеть большевиков, самостоятельно и только для весьма узкого круга сочиняя о них довольно остроумные анекдоты). У «мадам» с чувством юмора тоже было все «в лучшем виде». Слушая их всегда оживленный разговор за вечерним чаем на веранде, Илья и Юра никак не могли понять, почему их бабушки наливают себе чай только для вида, а сами пьют водку, закусывая ее исключительно вареньем, но делают это в тайне от взрослых членов семьи, совсем не стесняясь своих внуков. Между прочим, Ася Львовна ничем не была похожа на учительницу в строгом смысле этого слова, и Ирсанову это тоже очень в ней нравилось.

Впервые увидев Илью, заметив, с какой нежностью тот каждодневно смотрит на Юру, как прощается с ним вечерами у калитки или уже поджидает его по утрам, чтобы вместе идти на озеро, или тихо сидит на скамейке в саду и наблюдает за тем, как ловко Ирсанов подтягивается на перекладине, как красиво и быстро управляется с гантелями, бабушка Соня как-то заметила внуку: «Он очень красивый и очень странный». «Чем же?», — внезапно вспыхнув, спросил Ирсанов. «Да как тебе сказать, — медленно и в каком-то раздумье отвечала «мадам», обратив внимание на зардевшиеся щеки Юры, — он больше похож на девочку». — «Ничего подобного, — резко ответил Ирсанов. — Просто у него длинные волосы». — «Ну, тебе виднее».