Дурман-трава - [21]

Терентий закемарил. Сквозь дрему до него долетали отдельные обрывки рассказов, хохот, какой-то шум…

И все же он уловил во всем гомоне ее имя. Говорил как будто Виктор Бузина:

— Забрали у Майи несколько бочонков с икрой, копченого и вяленого балыка, солонины. Чуть не целую загрузку вертолета сделали у нее… Отвезли в колхоз…

— Она что, опять на договоре нынче? — услышал Терентий Северьянов голос. — В прошлом году она с Маринкой из Паланы на пару работала. Что-то разругались… Маринка ушлая баба, говорили, будто на себя почти весь пай записала. Майке — нечего и получать. Нынче рыба идет хорошо… Я-то, дурак, зря с геологами связался, надо бы и мне на промысел… Кто знал, год на год не приходится. И здесь полегче, все больше ногами работаешь…

— И задом в седле, — подколола Саня-лаборантка, — вон твой напарник так уморился, что спит без задних ног…

— Тереша целый день в пути, Ирка-то тоже, смотри, давно дрыхнет… — кивнул он в угол. — Их дело молодое. Это у нас бессонница…

— Северьян, кто такая эта Майя?

— Хорошая девушка…

— А я разве плохая? Чего она одна по тайге шастает?

— В добытчицах. Четвертый год промышляет.

— А лет сколько ей?

— Марина говорила, не больше двадцати… Не из наших. С Севера откуда-то приехала, вроде с Анадыря иль с Тикси. Зимой-то ее в Палане нет. И видел я ее раз всего-то… Но хороша… Мать вроде русская, учительница. Отец — из здешних: то ли коряк, то ли чуванец. На зиму она к деду в тундру ездит…

— Чего это тебя, старик, замкнуло, — услышал Терентий голос Володи Голубева, — на этой Майке, ловит она рыбу и ловит, и черт с ней… Грубая девка…

Терентий слушал затаив дыхание, он еле сдержался, чтобы не кинуться с кулаками на вертолетчика. После возникшей было заминки послышался голос Виктора Бузины:

— А нечего было к ней подъезжать… Она командира чуть на марек не наколола, что ту чавычину. Крута, не дается…

У Терентия отлегло от сердца. «Майка, Майка, совсем ты одна, моя Майка, — подумал он о ней с нежностью, — жаль, что я не с нею, все было бы просто… И никакой дурман меня бы не охмурил».

— Неповадно тебе, Вавачка. Майя — красавица, спору нет, но к брату нашему холодна. Она и подстрелить может. Ты ее лучше не тревожил бы. Да и женка тебе, рябому, Вавачка, зенки выцарапает, не поглядит на твою фуражку… Вот шепну ей…

— Я тебе шепну, — послышался голос Володи, — я те так шепну…

— Ну вот, а говоришь, грубая. Сам-то — какой противный… — Раздался Сашин смех. — Тебе не с нами, а с железкой твоей летучей только и возиться… Противный…

— Да ну вас к черту, пойду я спать в машину. — Володя Голубев неуклюже повернулся и, коснувшись раскаленной плитки, вскрикнул: — О!.. Привязались!..

В сердцах хлопнув фанерной дверью палатки, он вышел. Из ночи слышались его тяжелые шаги и ругань. Заварили еще чайку. Сон сняло. Из темноты выполз Риф.

— Северьяша, может, раздавим твой фуфырек…

— Нельзя. Начальник недоволен будет…

Ступаков скосил глаза к Рифу:

— Когда кончишь бичевать, мужик?.. — И, помолчав, еще спросил: — Сколько лет на Камчатке?

— Здесь уж восьмой, до того был еще в Магадане пару лет. Все никак не оформлюсь в рейс, а без денег опять же смысла нету домой ехать…

— И дети не узнают тебя, бродягу. За все годы небось не навестил…

— Лет шесть тому бывал — не ласково приняли. Моя еще двух короедов завела, без меня ухитрилась — что ж мне теперь там искать?

— Я так и не пойму, кличка у тебя такая Риф-чернявый или имя такое мудреное. Нынче жулики какие-то понанимались! Теля, Коля-колченогий, Сева-Мурло, вот и ты черт-те что…

— Обижаешь, начальник, этим именем меня батя наградил, он в штурманах жизнь провел. Я у него в доме вроде коралла из большого атолла…

— Это как же?..

— А так, Риф и есть Риф, подводная скала…

— Ишь ты — скала, — улыбнулся Северьян и спросил: — А что, в Магадане много бичей?

— Теперь нет, раньше было.

— Тебя за что выгнали с Морфлота? — спросил Нилыч, закуривая папиросу.

— Побил одного гада, вот и списали, того-то тоже списали, да мне не легче. Все визу не дают…

Терентий подсел ближе:

— А воры среди бичей есть?..

— Мало, разве что по бродяжьему делу соврет, а так в основном народ честный.

— Слушай, Риф, а новой семьей не хочешь обзавестись? — спросил Терентий. — Годы идут, ни угла у тебя, ни детей, ни семьи.

Риф задумался и пояснил:

— Спросил я одного так же, как ты, Тереша. Опять же, говорю, заработал ты прилично. Подался бы ближе к югу. Жену толстую завел бы, домик поставил — пятистенок меж виноградных лоз, и нужды б в бродяжьей жизни не стало. Он в ответ: «А если б я на полу, в своем этом пятистенке, поперек порога бы лег? Как думаешь, жена перешагнула б через меня? Или что другое со мной сделала? Подняла бы, говоришь, в постелю теплую уложила. А-а-а, то-то и оно, что не перешагнула… А может, опять же, говорит, хочу я поперек порога в чем есть лежать, об жизни думать. А она мне, толстая жена, думать разве ж дасть? Во-от, о том и речь. На кой же ляд мне такая песня. Уж лучше как есть. Две недельки повеселиться, потом год лежать, думать. Задумчивый я…» — Риф сказал, будто свою сокровенную мысль выдал.

Терентий улыбнулся:

— Весело живешь, Риф.