Дура - [25]

Шрифт
Интервал

Кардиналь. Какой урок вы мне преподали, господин следователь! А я ведь досконально изучил досье. И ничего этого не заметил.

Севинье(скромно). Рутина!

Кардиналь. Но я вам заранее сочувствую. После такого успеха на вас взвалят все крупные дела.

Севинье. Не уверен!


Морестан выходит. Жозефа устраивается в углу. Входит мадам Боревер в сопровождении Морестана. Пока открывается дверь, в коридоре можно заметить скамью, на которой сидит полицейский, появлявшийся в первом акте, а рядом с ним — человек, судя по костюму — Боревер. Нужно использовать статиста, так как виден только костюм.


Мари Доминик(нагло). Я вас не задержала?

Севинье(погруженный в бумаги). Прошу вас сесть, мадам!

Мари Доминик(не садясь). Вы могли бы предложить своим полицейским сменить марсельскую кухню на менее острую. Я буквально купалась в чесночных ароматах.

Севинье(делая вид, что не слышит). Прошу вас сесть, мадам.

Мари Доминик. Мало того — меня укусила блоха! Хотя в этом нет ничего удивительного, учитывая сорт ваших обычных посетителей.

Севинье(иронично). О! Нижайше прошу прощения! Я не предложил вам сесть! Непростительная оплошность!

Мари Доминик(садясь). И это еще не все. Мне пришлось выдержать храп моего спящего мужа.

Севинье. Считается, что это — признак спокойной совести.

Mapи Доминик (злобно смеясь). Спокойной? Ха, ха! (Заметив Жозефу.) А! Жозефа!

Жозефа(со странной интонацией). Здравствуйте, мадам!

Мари Доминик. Моя горничная должна присутствовать при моем допросе?

Севинье. Понимаете ли…

Мари Доминик. Не будьте с ней слишком строги. Она, конечно, «девка», но славная девка!

Жозефа(широко улыбаясь). Спасибо, мадам!

Севинье. Это не допрос. Это очная ставка.

Мари Доминик. Из этого я заключаю, что теперь с вас достаточно меня и моего мужа?

Севинье. Вообще — да!

Мари Доминик(указывая на Жозефу). А тот факт, что ее нашли с револьвером в руках и что Остос сказал: «Жозефа, зачем ты это сделала?» — вас не интересует?

Жозефа. Нет.

Севинье. Он меня больше не интересует. Я не могу основывать свое обвинение на не поддающихся проверке словах человека, которого уже нет в живых.

Мари Доминик. Мне не очень нравится формулировка «не поддающихся проверке».

Севинье. Вашему мужу она тоже не нравилась.

Мари Доминик. Скажите уж сразу, что эти слова он придумал.

Севинье. Я скажу, что один из вас спокойно мог их придумать.

Мари Доминик. Ах, так и меня тоже это касается?

Севинье. Каждый из вас постарался, чтобы дело касалось другого.

Мари Доминик. Мужское самолюбие не имеет границ. Он думал, что ему изменяют, и отомстил, как сумел.

Севинье. А разве он не имел оснований думать, что ему изменяют?

Мари Доминик. В любых других обстоятельствах ваш вопрос…

Севинье(прерывая). А в этих, что вы ответите?

Мари Доминик. Что он глубоко заблуждался.

Севинье. А как в отношении того поцелуя, который видела мадемуазель?

Мари Доминик. Ей было плохо видно.

Жозефа(тихо). На вас был серый вечерний костюм. И этого мужчину вы целовали так страстно…

Мари Доминик. Кто здесь следователь, вы или она?

Севинье. Простите, дорогая мадам, но сейчас я устраиваю вам очную ставку. Мадемуазель говорит то, что знает. Или что ей кажется, что она знает.

Жозефа. А я знаю немало. И гораздо больше, чем она думает.

Мари Доминик. В самом деле?

Жозефа. Я и не подозревала. Но получается так, что я знаю все.

Мари Доминик(иронично). Она знает все!

Жозефа. Задавайте мне вопросы, господин следователь!

Мари Доминик. Какие?

Жозефа. Вот видите, мадам это тоже интересно. Спросите меня, например, какие у нее были причины желать смерти своего мужа.

Мари Доминик. Я это у вас тоже спрашиваю.

Жозефа. У нее был тот, которого она целовала.

Севинье(мягко). Мсье д'Азерг.


Мари Доминик вздрагивает.


Жозефа. Ну, конечно, что я за дура! Мсье Анри д'Азерг. Мне и в голову не приходило! А ведь бросалось в глаза!

Мари Доминик. Глупейшее обвинение!

Жозефа(к Севинье). Но кто вам это сказал?

Севинье(доставая бумагу). Мсье Стюрмер. Он поведал мне о великой любви мсье д'Азерга к мадам. И о любви мадам к мсье д'Азергу.

Мари Доминик. И даже если так! Разве это достаточная причина? Что, всегда убивают мужа, когда заводят любовника?

Севинье(соглашаясь). Нет.

Жозефа. Но здесь причина есть. Мсье д'Азерг очень беден. И деньги мадам ему нужны позарез.

Мари Доминик. Это уже что-то новое.

Жозефа(к Севинье). Вы знаете, что такое покер?

Севинье. Смутно.

Жозефа(к Севинье). Но, надеюсь, достаточно для того, чтобы знать, что четыре короля сильнее трех тузов?

Севинье. Уж конечно!

Полицейский. Четыре короля! Я думаю!


Все осуждающие смотрят на него.


Жозефа. Так вот! Однажды вечером дома… то есть, на улице Фэзандери, играли в покер. Ставка была сто тысяч франков. И мсье д'Азерг объявляет три туза. Мадам говорит: «Что поделаешь!» и бросает закрытые карты. А у нее были четыре короля. Дала ему заработать — какая разница, каким образом.

Севинье. Откуда вы знаете?

Жозефа. А я стояла за ее спиной — я разносила виски.

Мари Доминик. Придумать можно что угодно!

Жозефа. Как и вы: «Жозефа, зачем ты это сделала?» Нет. Нет, мадам. У меня был свидетель, мсье Стюрмер. Он все видел. И он сказал об этом Бореверу. Он сказал: «Твоя жена не умеет играть в покер. Она тебя разорит».


Еще от автора Марсель Ашар
Рохля

Пьеса Ашара «Рохля» — своеобразная анатомия ненависти, возникающей на почве зависти. Главный герой получает возможность жестоко отмстить своему недругу, но не может этого сделать.


Ей нужен Франсуа [=Домино]

По комедии снят фильм «Домино» (1943)


Рекомендуем почитать
Пошаговое руководство по созданию комедийного шоу (ЛП)

Книг о том, как сделать хорошую комедию, полным полно. Я сам написал уже две. Но некоторые книги все же лучше остальных. Например, эта, написанная Грегом Дином.Ответы на многие вопросы, которые дает Дин, — это опыт, давшийся мне очень тяжело. Жаль, что в то время не было книг подобного рода.Многие из нас даже не думают, чтобы давать профессиональные советы мастеру по ремонту телевизоров, нейрохирургу или игроку, играющему в защите Чикаго Бэарс.Но мы, несомненно, считаем себя достаточно подготовленными, чтобы давать профессиональные советы Эдди Мерфи, Джеки Мейсону или Деннису Миллеру.Грег Дин, наоборот, знает то, о чем пишет, и дает огромное количество четких и ясных советов о том, что публика считает смешным.


По ком звонит звонок

Очень смешная пьеса Грэма Грина (1904–1991) «По ком звонит звонок» в переводе Виктора Голышева.


Странная пара (женская версия)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мафия и нежные чувства

Признаться своему лучшему другу, что вы любовник его дочери — дело очень деликатное. А если он к тому же крестный отец мафии — то и очень опасное…У Этьена, адвоката и лучшего друга мафиозо Карлоса, день не заладился с утра: у него роман с дочерью Карлоса, которая хочет за него замуж, а он небезосновательно боится, что Карлос об этом узнает и не так поймет… У него в ванной протечка — и залита квартира соседа снизу, буддиста… А главное — с утра является Карлос, который назначил квартиру Этьена местом для передачи продажному полицейскому крупной взятки… Деньги, мафия, полиция, любовь, предательство… Путаница и комические ситуации, разрешающиеся самым неожиданным образом.


Ямщик, не гони лошадей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Виндзорские насмешницы

В одном только первом акте «Виндзорских проказниц», — писал в 1873 году Энгельс Марксу, — больше жизни и движения, чем во всей немецкой литературе.