Дунайские ночи - [85]

Дунай Иванович поужинал, поднялся, вышел из-за стола, потянулся, зевнул, завистливо-тоскливо посмотрел на охапку сена, брошенную на дощатые нары.

— Хочу спать. Покараулишь?

— Постой!.. Мы не поговорили о самом главном деле… о плавнях.

— Утром поговорим.

— Я б хотел нынче.

— Хорошо, пожалуйста… Утром сообщи в Явор: прибыл, мол, благополучно, на днях выезжает к вам.

Уваров нетерпеливо отмахнулся.

— Это я сам знаю. Дальше… Как насчет плавней?

— Это потом. Завтра ночью я должен пробраться к дунайскому бензопроводу. Ты будешь помогать.

— Я?… Не взрывник же я, не ныряльщик.

— Ни взрывать, ни нырять тебе не придется.

— А как же?

— А вот так… — Черепанов достал из рюкзака портативное, для работы под водой, электроаккумуляторное сверло. — Нырну на дно Дуная в самом тихом месте, просверлю в бензопроводе отверстие, вставлю в него дуло вот этого баллона-пистолета, выстрелю, аккуратно зачеканю дырку… Этот баллончик-пистолет наполнен особой жидкостью. Ее достаточно для того, чтобы нейтрализовать тысячи и тысячи тонн авиационного бензина. Действует не сразу, в заданный срок. Если завтра впрысну эту жидкость в бензопровод, то реакция в хранилищах будет закончена в октябре. Самолет, заправленный таким бензином, дальше земли не улетит…

— Все ясно! — сказал Сысой. — Чем и как тебе помогать?

— Завтра на вечерней заре садись в лодку, бери меня и сети, плыви на дальние протоки. Оттуда до бензопровода рукой подать. Пока ты будешь рыбачить, я справлюсь со своим делом.

— Рискованно… Как я тебя спрячу? Не лодка у меня, а скорлупа.

— На буксире у тебя пойду. Под водой. В случае встречи твоей лодки с пограничным катером, незаметно исчезну, как рыба.

— А нельзя тебе самостоятельно действовать?

— Далеко до места работы. Против течения всю ночь проплывешь, измучаешься. Свежие силы надо сохранить.

— Рискованна для меня такая прогулка.

— Боишься?

— Я говорю… рискованна. Не хочу лишний раз мозолить глаза пограничникам. Верят они мне, но и проверяют. А насчет страха… — Сысой Уваров из-под насупленных бровей насмешливо-снисходительно посмотрел на ныряльщика. — Ничего я не боюсь.

— Не набивай себе цену, и так дорог! Пока человек живет, он всего боится. Я вот почти двадцать лет с жизнью и смертью в обнимку, а все равно бледнею и холодею, когда иду на дело.

— Тебе так и положено, а я… Заказан мне страх.

— Железный ты, что ли?

— Хоть и не железный, а ни пуле, ни огню, ни тюремному клопу, ни лагерной крысе не угрызть меня.

— Да?… Это ж почему?

— Потому… Тыщи лет живу на земле и еще тыщи лет буду жить.

— Вот как!.. Значит, ты с Адамом и Евой знаком? Был свидетелем всемирного потопа? Может быть, ты и живого Христа видел?

— Видал! — угрюмо, вызывающе ответил Сысой Уваров.

Дунай Иванович еле сдержался, чтобы не расхохотаться.

— Ну, коли так, тогда конечно… Значит, бессмертный? — осторожно прикоснулся к коленке Уварова, пощупал мускулы, ребра. — Из обыкновенного теста сделан, а износу нет. Вечный. Скажите пожалуйста!..

— Не смейся.

— Что ты, Сысой! Завидую. Восхищаюсь. Горжусь, что судьба столкнула меня с этаким чудо-человеком.

— Такое чудо всякому доступно.

— И даже мне?

— И тебе.

— А как к нему подступиться?

— Скоро сказка сказывается… Спи!

— Не скажешь?

— Спи, говорю! Во сне ответ получишь.

Уваров задул лампу, и в сырой, затхлой хижине наступила тишина.

Дунай Иванович затаился на нарах. Готов был ко всяким неожиданностям. Черт его знает, на что способен «бессмертный». Сжимая рукоятку пистолета, напряженно прислушивался, вглядывался в тот угол, где на старой овчине устроил себе постель Уваров. Там было тихо. «Плавни, плавни, — думал Черепанов, засыпая, — что там?… Спрашивать нельзя».

Утром первым поднялся хозяин. Умылся. Расчесал бороду и волосы деревянной, с редкими зубьями гребенкой. Растолкал гостя.

Черепанов открыл глаза, улыбнулся.

— Получил!..

— Что?

— Уже забыл?… Во сне ответ на свой вопрос получил: как быть бессмертным?

— Ты все шутишь. — Уваров насупился. — Не советую. Даром этакое не проходит.

— Так сам же говорил…

— Держи язык за зубами!.. Тишину, молчание соблюдай!.. Вот что я тебе говорил. Ладно! Оставляю тебя одного. На часок отлучусь. Провизию закуплю, на почту наведаюсь. Сиди в хате да в окно поглядывай. Ежели ненароком непрошеные гости на остров пожалуют, на чердаке схоронись.

— Уж как-нибудь… Поезжай! Свежих газет купи.

Сысой Уваров наскоро позавтракал, спустился к Дунаю и на самодельной, низко сидящей двухвесельной лодчонке бесшумно заскользил по прохладной, еще не освещенной солнцем воде.

Когда он скрылся за Черным островом, Дунай Иванович включил карманную рацию, настроился на нужную волну и вызвал полковника Шатрова.

Через несколько минут быстроходный катер жемчужного цвета с вымпелом судовой инспекции на корме причалил к Тополиному. На берег спрыгнули Шатров и Гойда.

Черепанов доложил о том, что ему стало известно. Сказал и о плавнях.

Шатров сорвал с ивовой ветви листок, растер его между пальцами, понюхал и, закрыв глаза, задумался.

— Сегодня улетаю в Москву, — сказал он. — Вернусь скоро. И уже не сюда, а прямо в Явор. И вам здесь нечего делать. Плавнями и «Белугой» займутся другие. Переезжайте в Закарпатье. Васек, ты улетай сегодня же. Расчистишь Дунаю Ивановичу дорогу в монастырь. А ты, Дунай Иванович, понежнее попрощайся с Уваровым и мчись вслед за Гойдой, иди на свидание к «Говерло». Встречаемся через три дня в Яворе. У меня все. Вопросы есть?