Думатека (сборник) - [19]

– Нет, там жарко. Теперь, летом, привыкли на полу спать и есть.

На постеленной клеенке стояли салаты и яичница с помидорами.

– А я раньше просто ела яичницу без помидор, – сказала Еленка.

– А?! – протянула бабушка и хитро улыбнулась. – Помню. Перед сном ты говорила, хочу яйцо. А я спрашивала, сколько. Ты мне палец отгибала – один. Одно, спрашивала я, два, – ты отгибала второй палец, два – я спрашивала опять. А потом третий пальчик сам отгибался. Ну, сколько можно яиц бить, разве могут маленькие дети столько яиц на ночь есть? Однажды ты весь десяток съела на сковородке. Я даже специальную сковородку купила для яиц после этого с ячейками. Вот ты и ела их безразмерно много.

– Да что ты говоришь такое? Разве может такое быть? Я даже представить это не могу. А тогда, в детстве, разве я могла так много съесть за один присест? А, бабушка?

Бабушка молчала.

– Что ты, бабушка, не отвечаешь?

– А? – спросила она.

– Не слышишь?

– Не слышу, – сказала бабушка. – Ухо одно у меня слабое, еще в детстве заболело, не дослышивает А вот, что я тебе скажу. Шла я как-то из одной деревни. В то время не поймешь, что было, война или смута. Я встретила двух мужчин на лошадях и попросила, чтобы меня подвезли. Они согласились, взяли меня. Потом остановили лошадей и костер разожгли, чтобы перекусить на перевале. А я, как помню, дальше пошла. Вечер был. Дорога шла мимо кладбища. Переночевать было негде. Вдруг вижу, открытая могила. Я в нее прыгнула и всю ночь проспала в ней. А утром слышу, лошади скачут, и мужики те бранные слова орут, да еще проговорились, что кого-то убить хотят. Тут я поняла, что они бандиты.

Затаилась я в могиле и не дышу. Мужики на лошадях потоптались на кладбище, но меня так и не нашли. Так и уехали без меня. А я и рада была. А то еще чего могилы начали бы грабить, да с мертвецов драгоценности снимать. А когда они уехали, выскочила я из могилы и скорей домой бежать… А ты ешь, пока естся, – сказала бабушка Еленке и подвинула к ней поближе сковородку.

– Страшно, – сказала Еленка, – очень горячая сковородка, и в ад совсем не хочется. Страшные бабушкины рассказы про бандитов и могилу взволновали ее. И жареных помидоров с яйцом ей больше не хотелось. Так и остались они остывать.

– Ты свою силу не оставляй, все доедай, – сказала бабушка, когда сковородка стала остывать.

– Да у тебя же много яиц, – сказала Еленка, зная, что бабушка выкладывала целую батарею яиц, раскладывала их горкой на широкие тарелки и уносила их, как на парад, в кладовку. Столько их было припасено. Ешь – не хочу. Да куда? Больше двух яиц в неделю уже врачи не рекомендуют.

02.08.15.

Бабушкин грипп

Опять бабушка гриппует, ушла в другую комнату, отвернулась к стенке и лежит на подушке с перевязанной платком головой, тихо поговаривает про себя и бормочет что-то.

– О чем бабушка говорит? – спросила Еленка у дедушки.

– Болеет она, болеет.

– Так меня в ногах больше никто не покачает? – спросила Еленка.

– Нет, пусть бабушка спит.

Еленке было жалко бабушку. Она подошла к ней и тихо потрогала ее подушку. Бабушка строго, точно большая собака, захрипела и сказала:

– Уйди от меня. Я болею, а то и тебя заражу.

– А почему ты болеешь?

– Грипп ходит.

– А я не болею, – сказала Еленка.

– Вот и молодец, – сказал дедушка. – Только бабушка мне задание дала. Один старик гнутую икону нашел. И что с ней делать, не знает. Думает, на гнутую молиться нельзя. Хочет, чтобы я посмотрел, можно ли что поправить.

– Ой! – сказала Еленка. – Это что-то сложное. Наверное, проще новую икону купить.

– Нет, нет, – сказал дедушка. – Надо на ту прежде посмотреть, отчего так ее не пожалели.

– А мне бабушку жалко, – сказала Еленка. – Снова заболела.

02.08.15.

Дерево скорби и недуга

Было холодно и сухо, хотелось дождя. Но дождя не было, а вместо живительных капель воды несся сухой мелкий мусор, залеплял глаза, и ослепляла пыль. Было обидно, скорбно, непроглядно. Шелестела переспелая нуда узкими, сухими плодами, будто в такт ветру и песчинкам расставляя акценты. Их было много, они часто забивали, точно ливень, точно вся исписанная акцентами книга для национальных читателей на русском языке. Много раз протяженные в пространстве с тусклым блеском листья нуды и ветер, и книжки – все это казалось вечностью, как хроническое заболевание, которое не пройдет никогда.

Было больно до обиды, когда песчинки царапали лицо, въедались в глаза, хотелось сорваться с места, как от лихорадочного жара, и побежать, спрятаться в дальний теплый угол дома и ничего не видеть, не знать. Этот ошеломительный ветер, как шумный оголтелый фестиваль, когда в воздухе разлетается миллион блесток, похожий на сметающий зло и обиды, очищающий ураган, что сносит преграды. Ведь привычную дорогу, по которой и так было трудно ходить, нужно было как-то преодолеть. Плохое убирают худшим, зло убивают злым.

– Скорбить, скорбить, – шепчет нуда, и ее переспелые вслед за гранатом ягоды вяжут губы, напоминают прежние заеды и коросты, хандру и сплин.

– А-а-а! – кричат малыши от страха, срывая узкие продолговатые ягоды, висящие, как маленькие ключики. Но их кладут в рот, как конфеты, похожие на цукаты, и потом выплевывают косточки-турбинки.