Духовные беседы - [9]

И вот вам, как наследникам моим, я предлагаю задачу: после моего ухода найдите путь растолковать, что ни в одном моем слове не было некоего ложного движения. То есть, несмотря на совершенно новую форму, которую нигде в прошлом не находим мы, эта книга полна предания православного. Я предполагаю, что терминология и все мои пояснения богословские верны с православной точки зрения.

Одна из самых важных сторон того, что я слышал от старца Силуана, — описание его молитвы, в которой он получил от Христа ответ: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». [36] Две вещи совершенно поразили меня с самого начала, когда он говорил о явлении ему Господа. Видение длилось только момент, но в этом моменте открылась вечность. Почему я поверил в то, что Христос Всечистый явился ему и говорил, а не человек или какой-то другой дух? — Потому что он, будучи совершенно простым русским мужиком, почти безграмотным, вдруг получил дух молитвы за всего Адама — вещь, которую не вмещают самые знаменитые богословы. Для меня было ясно, что Сам Господь явился ему, потому что Он передал ему Свое собственное состояние — то, о котором говорит Силуан в писаниях своих: «Господу всех жалко...». [37] И потому, я думаю, он далее пишет: «Я стал делать, как научил меня Господь... и мой ум очистился... и Дух свидетельствовал спасение». [38]

Кто-то спросил свт. Филарета Московского, гениального иерарха русского: «Как Вы познаете: книги или учения — православные они или не православные?», и тот ответил: «По духу самого писания». Читая писания старца, на каждом шагу мы встречаем «примитив» человеческого сознания и вместе с тем — самое высокое познание, скрытое в этом «примитиве». Слушая старца, я, естественно, воспринимал его слова, вникая в их догматическое содержание. И его свидетельство было для меня важнейшим из всех, которые я получил с детских моих лет от учителей, профессоров и всех, кого бы то ни было.

Я пытался говорить вам об этой жизни, конечно, в надежде, наполняющей мое сердце, что вы продолжите учение старца и его влияние. А что касается меня, то по завещанию моему, вы попытайтесь найти слова более подходящие и точные для выражения того опыта, который был следствием моей встречи со старцем. Что же увидел я в нем такого, чего не нашел ни в одном из профессоров, которых мне дано было встретить как студенту? — Ни один из них не говорил с такой простотой и с такою уверенностью в Истине.

Моим желанием было основать монастырь в духе прп. Силуана. Я до сих пор слышу от некоторых, что моя попытка имеет чисто утопический характер. Мне говорят люди: «Преодолеть в себе национализм невозможно». — «А тогда, — я думаю, — невозможно спасение». Если я националист и христианин по вере, то я суживаю Христа до этого понятия — «национальность». Понимаете, почему мне невозможно принять это сужение и почему для меня большим утешением является то, что хотя мы — маленькая группа, но нас одиннадцать национальностей! В молитве Силуана, который все время призывает молиться за все человечество от начала до конца, — конечно, нет национальности. Все эти национальные разделения стали следствием грехопадения. Мы нигде не видим проповеди христианства о ненависти. Значит, речь идет в христианской вере не об отвержении других национальностей, а о преодолении этой ограниченности через восхождение к молитве гефсиманской.

Другой вопрос: при промыслительном отнятии благодати мы должны жить так, как будто бы благодать была с нами всегда, хотя она оставила нас в ощутимой форме. Сам Силуан так сказал: «Все, чему научила нас благодать, мы должны сохранить до конца». [39] И когда таким образом мы проявим нашу верность, тогда благодать сия дается в наше неотъемлемое достояние на всю вечность. Итак, когда в первом периоде благодать учит чему-нибудь, тогда все идет легко «как по маслу»: человек всех любит, перед всеми смиряется, ни на кого не набрасывается с тем, чтоб эксплуатировать, никому не вредит, но ведет себя, как тот монах, который никого не обидел за всю свою жизнь.. Но этот монах был еще молодым — ему было лет тридцать. Я сам знал и его, и другого монаха, который сказал, что его все любят, потому что он всем делает послушание. Конечно, я не писатель, а просто кающийся монах, но теперь, вспоминая этих и, других людей, можно было бы написать огромную книгу — «Величие человеческого духа во Христе». Итак, если нас благодать учит в самом начале любить и желать сделать каждому добро больше, чем самому себе, как пишет Силуан, [40] то, когда она отходит от нас, мы должны сохранить это как образ жизни нашей, как если бы благодать была с нами. И через это хранение мы покажем свою верность даже тогда, когда становится все «больно». И тогда мы понимаем слова Христа: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24).

Крест Христов — многосложная вещь. Христианин не может не страдать в этом мире. Видеть тот дух, который царит в мировой жизни, — уже является великим страданием для христианина. Мир живет, имея цели свои, которые совсем не похожи на цели Христа. И мы должны жить в этом мире, чтобы все-таки совершить каким-то образом наш христианский путь. В общежитии это дается гораздо больше, чем в пустыне. Когда мы научаемся жить с другим человеком, то мы научаемся жить с миллионом подобных ему людей. Когда я знаю десять или пятнадцать человек, живущих здесь, то знаю миллионы и миллионы людей в глубинах веков прошлого и в современности: их жизнь проходит через меня. Итак, благодать учит этому; и это, как говорил Силуан, мы должны хранить до конца нашей жизни. И тогда нам будет дано спасение.