Духовная прародина славян - [98]

В развитие последней идеи в мифах появляется образ огненной реки, а в Иране и Индии оно получает дальнейшее развитие как в идее Страшного суда, так и в концепции кармы.

Наша характеристика вклада образа Сварога в духовное развитие наших предков была бы неполной, если бы мы не отметили, что под его воздействием в религиозном сознании праславян произошли кардинальные изменения, обусловившие их отличие по нескольким ключевым моментам от остальных индоевропейских народов. Как уже отмечалось, патриархальная революция не повлекла за собой уничтожение культа богинь — они лишь оказались оттеснены на второй план и, что наиболее важно, были очищены от негативных и опасных для человека черт. В свое время К.Г. Юнг на обширном материале показал, что архетип Матери содержит в себе три аспекта: лелеющая и питающая доброта, оргиастическая эмоциональность и глубины Стикса. Наряду с безусловно положительными качествами, такими как материнская забота и симпатия, его оборотной стороной является все тайное, скрытое, темное; бездна и царство мертвых; все, что пожирает, обольщает, отравляет; все, что ужасно и неизбежно, как судьба. Когда противоположности, совмещенные в этом образе, разделяются, мы видим добрую фею и злую колдунью, благосклонную богиню и злобное и опасное божество. Независимо от швейцарского психолога к аналогичным выводам пришел и английский исследователь Р. Грейвс. В свете этого чрезвычайно важное значение приобретает тот факт, что в отечественной традиции данный архетип не имеет тех Негативных черт, которые полагали его неотъемлемой стороной указанные западные исследователи. А.П. Забияко в этой связи пишет: «Славянский архетип матери существенно отличается от архетипических образов Матери, выведенных в работах К.Г. Юнга. Отрицательные нуминозные признаки, присутствовавшие в древнейшем образе хтонической Матери, в содержании славянского архетипа не закрепились и поэтому не были задействованы русской духовностью»[499]. Аналогичным образом обстояло дело и с третьим, сексуально-оргиастическим аспектом архетипа Матери: «Признак материнства в образе святой земли не получает в религии восточных славян дополнения со стороны восприятия сексуальности как любовного пыла. Славянская Земля-мать всегда только мать и никогда — возлюбившая женщина. Иначе дело обстояло в греческом культе Великой Матери»[500]. Между тем, по мнению К.Г. Юнга, архетип Матери является самым первым архетипом, который начинает формировать сознание ребенка, в связи с чем сам факт наличия в славянской традиции этого святого, очищенного от всего негативного и сексуально-оргиастического, приобретает исключительное значение. Аналогичное разительное отличие древнейшей славянской духовной традиции от общеевропейской мы видим и в восприятии ада и рая, подмеченном О.Н. Трубачевым. «Но самым важным, на мой взгляд, — констатирует этот видный исследователь, — остаются дальнейшие типологические различия. На одной стороне мы констатируем эту славянскую ситуацию с наличием собственного названия «рая» rajb, отсутствием заимствования из греч. παραδεισοζ и с заимствованными названиями «ада» (адъ, пькълъ). Совершенно противоположную ситуацию мы наблюдаем на другой стороне — у большинства неславянских народов Европы и в их языках. Лат. infemum и его продолжения во всех романских языках, нем. Holle, англ. hell и т. д. «ад» показывают нам, что в западном языковом и культурном ареале туземными и дохристианскими были как раз названия «ада, преисподней», в то время как понятие и название «рай» там оказалось импортированным извне вместе с христианизацией»[501]. Понятно, что на основании только двух этих фактов, как бы важны они ни были, нельзя делать окончательный вывод о большей просветленности коллективного сознания русского народа по сравнению с другими индоевропейцами, — для этого необходимо последовательно провести сопоставление всех важнейших мирообразующих представлений этих народов. Вместе с тем два этих примера, по сути дела, охватывают начало и конец земной жизни каждого человека и отклонение в высшую сторону представлений о них у наших далеких предков от родственных им других индоевропейских племен, независимо друг от друга отмеченные двумя учеными, что в высшей степени показательно и не может быть расценено как случайность. Оба эти представления об архетипе Матери и посмертном бытии души находятся в самой непосредственной связи с образом Сварога, в мифах о котором отразилась духовная эволюция славян. Все эти столь значимые факты, рассмотренные вместе, в принципе не могут быть результатом случайного совпадения и в своей совокупности свидетельствуют о грандиозном духовном развитии наших далеких предков, частично искаженном, частично прерванном насильственной христианизацией. Особенно важно то, что все эти факты принадлежат не отдельному мудрецу или святому, достигшему значительных высот в своем индивидуальном духовном развитии и соприкоснувшемуся с высшими сакральными началами в гораздо большей степени, чем остальные его современники, и даже не группе таких людей, объединенных, к примеру, в жреческое сословие. Нет, все эти уникальные свершения принадлежат всему народу, достигшему такого уровня духовной эволюции, что кардинально измененным оказался один из важнейших архетипов коллективного сознания всей общности людей, связанной воедино узами крови и языка. Нам мой взгляд, именно коллективный духовный прорыв целого народа в осознании космической сущности человеческой души и победы над зверочеловеком в самых ее глубинах и явился истинной причиной возникновения безусловной ориентации на всеобъемлющую святость всех сторон земной жизни на Святой Руси и рай после смерти, равно как и исчезновение негативных черт из архетипа Матери.