Духовка - [50]

Республиканского Госбанка как такового в РСФСР не существовало никогда — до 1990 года его функции принадлежали союзному Госбанку, во главе которого стоял Виктор Геращенко (Матюхин до сих пор считает его главным своим врагом), а в 1990-м новые власти, а точнее — лично Матюхин, — основной своей целью поставили демонтаж всей госбанковской системы в РСФСР и создание на ее базе нового Центробанка.

— Госбанк, — говорит Матюхин, — был и государственным, и коммерческим, и Бог знает каким еще. Выдавал кредиты, давал деньги на зарплаты — нам в условиях появления коммерческих банков это было не нужно. Закон о Центробанке провели через Верховный Совет легко, и уже в декабре я возглавлял Центральный банк РСФСР — организацию, созданную по совсем другому принципу, чем Госбанк СССР.

Матюхин и Геращенко были настоящими пионерами союзно-республиканского противостояния в 1990 году. Михаил Горбачев и Борис Ельцин еще пытались делать вид, что, хоть и не во всем согласны, но, по крайней мере, не конфликтуют, а Геращенко с Матюхиным именно воевали — в восьмиэтажное здание конторы Госбанка по РСФСР на Октябрьской площади рядом с МВД Матюхина с его мандатом от Ельцина просто не пустила охрана, пришлось собирать целую делегацию народных депутатов России и буквально штурмовать здание. Даже «павловскую» реформу января 1991 года, когда в течение двух дней нужно было обменять пятидесяти- и сторублевые купюры образца 1961 года на новые, Матюхин считает эпизодом именно этой борьбы, не имевшим больше никакого практического смысла.

— Геращенко хотел показать, что мы не справимся с такой операцией, провалим ее, и он сможет сказать — посмотрите, какой же это Центробанк, они же ничего не умеют делать. Но мы сумели, обменяли все.

II.

Матюхин был несравнимо менее опытным банкиром, чем Геращенко, но, как ни удивительно, в конфликте с союзным Госбанком российский Центробанк одерживал победу за победой. Региональные конторы Госбанка СССР Матюхин объявил Главными управлениями Центробанка России — в обмен на обещание с 1 января 1991 года исполнять указания только российских структур, региональные госбанковские структуры получили повышение в статусе и, что более важно, в зарплате для персонала. Тогда же в регионах стали создаваться расчетно-кассовые центры (РКЦ) — их Матюхин до сих пор считает главной своей заслугой перед российской финансовой системой.

— Даже Гайдар не понимал, зачем нам это нужно. А это же очень просто все было. Вот, создается коммерческий банк — как он будет вести расчеты с другими банками? Наличность, что ли, им возить? Создание РКЦ сняло проблему взаимных неплатежей. Только в Москве нам удалось создать РКЦ не сразу, московское главное управление меня уболтало — мол, зачем нам РКЦ, у нас такой компьютер есть. Ну и мы за это здорово поплатились — в марте 91-го застряли все московские платежи. Пришлось мобилизовать женщин из провинциальных управлений — привезли их в Москву, они ночами сидели у нас на Октябрьской, разбирали мешки с платежками. Разобрали. Потом и в Москве создали РКЦ.

Может быть, главный термин, оставшийся от тех времен и от матюхинской банковской системы — это «авизо». Слово, которое сегодня практически не используется без дополнения — если «авизо», то «чеченские».

— Чеченские авизо — это не моя история, — говорит Матюхин. — Они же были фальшивые, какое же фальшивые авизо могут иметь отношение ко мне? Сама по себе система была очень разумна — клиент вносит деньги в Москве, а клиент в Свердловске, которому эти деньги адресованы, получает их уже на месте. А авизо — это телеграмма из Москвы в Свердловск, в которой написано, что деньги переведены. Операционистка в банке берет у получателя эту телеграмму, звонит в банк, в который приходил отправитель, и спрашивает — а что, правда ли, что клиент внес деньги? Но чеченцы подкупали операционисток, и они никому не звонили, просто выдавали и все.

Матюхин вспоминает, что, начиная с осени 1991 года, президент Чечни Джохар Дудаев «мучил нас телеграммами — пошли наличку, пошли наличку».

— А я видел, что там у них в Чечне творится, и эти телеграммы игнорировал — ну, тянул время. Меня чеченцы с угрозам встречали у подъезда, я был вынужден ходить на работу через черный ход. А потом я уехал во Францию, и Руслан Имранович Хасбулатов как верный чеченец отправил в Грозный несколько «камазов» с наличными. Я, когда вернулся, говорю ему — вы что натворили? А он отвечает — вы что, меня же неправильно поняли, я не это имел в виду. А разбираться уже поздно, деньги-то ушли.

III.

Поездка во Францию, о которой вспоминает Матюхин, — это тоже вполне характерная история из жизни российского Центробанка первых лет его существования.

— Денег на командировки у нас не было никаких, баланс был нулевой. А ездить было нужно, перенимать опыт, консультироваться. У нас же всей техники было — арифмометры и счеты, я компьютера-то в жизни не видел. Надо было ездить. И вот я писал — французам, немцам, англичанам: «У нас нет денег... Если вы оплатите...» Они оплачивали — и дорогу, и проживание, и еду. Ездили за счет принимающей стороны.