Дуэль Пушкина - [167]
Перед кончиной поэт дал последний наказ Наталье: «Ступай в деревню, носи по мне траур два года, и потом выходи замуж, но за человека порядочного»[1628]. Фраза эта была записана П.И. Бартеневым со слов В.Ф. Вяземской. В несколько иных выражениях передала последние наставления Пушкина Екатерина Долгорукая, ближайшая подруга Натальи: «Носи по мне траур два или три года. Постарайся, чтоб забыли про тебя. Потом выходи опять замуж, но не за пустозвона»[1629].
Натали не нашла в себе сил, чтобы присутствовать при выносе тела в полночь 29 января, не провожала гроб мужа к месту погребения и не навестила отца покойного при проезде через Москву в имение под Калугой. В деревне вдова пробыла два года.
Расставание с друзьями
Первым, кто пришёл к раненому Пушкину, был Плетнёв. Профессор российской словесности Петербургского университета, Плетнёв, по словам его ученика И.С. Тургенева, не отличался большими познаниями в науке, но был предан поэзии: «Незыблемая твёрдость дружеских чувств и радостное поклонение поэтическому — вот весь Плетнёв». После 1827 г. Плетнёв стал ближайшим помощником Пушкина в литературных делах. Десять лет спустя профессор писал, что стал для Пушкина «и родственником, и другом, и издателем, и кассиром»[1630]. В январе 1837 г. поэт долго беседовал с Плетнёвым о судьбе, Промысле, говорил, что высшее качество в людях — благоволение ко всем, обращался к тексту священного писания: «Слава в вышних богу, и на земле мир, и в человецех благоволение»[1631]. Те же самые идеи Пушкин развивал в заметке о книге итальянского карбонария Сильвио Пеллико, изданной на русском языке в январе 1837 г. Карбонарий провёл много лет в тюрьме, но его книга не была напитана горечью; напротив, в ней обнаружились «умилительные размышления, исполненные ясного спокойствия, любви и доброжелательства»[1632]. Сильвио Пеллико, заключал поэт, принадлежит к избранным, которых «ангел господний приветствовал именем человеков благоволения»[1633]. К таким же избранным принадлежал и сам Пушкин. Он действительно заслужил наименование «человека благоволения»[1634]. Накануне дуэли решимость драться удивительным образом сочеталась в истерзанной душе поэта с чувством христианского благоволения.
Плетнёв записал слова Пушкина о том, что люди внимательны к посторонним, но не к друзьям: «Я хочу доказать моим друзьям, что не только их люблю и верую в них, но признаю за долг им и себе, и посторонним показывать, что они для меня первые из порядочных людей»[1635].
Врач Шольц, явившийся на Мойку первым из врачей, нашёл подле раненого Наталью Николаевну, Данзаса и Плетнёва. На время врачебного обследования все они должны были покинуть кабинет. Уходя, врач спросил, не пригласить ли Плетнёва, на что Пушкин отвечал: «Да, но я бы желал Жуковского»[1636]. Послали за Жуковским. Его не было дома. Наконец его нашли. По пути к Пушкину Жуковский побывал в доме Вяземских и успел предупредить обо всём Виельгорского[1637].
По словам Вяземского, до 7-го часа вечера он решительно ничего не знал о том, что произошло[1638]. Однако он допустил некоторую неточность. Утром 27 января Катерина Геккерн передала дочери Вяземского слова мужа о том, что «он будет арестован». Вяземские получили новое подтверждение, что дуэль состоится в ближайшее время. Сразу после поединка Катерина прислала записку: «Мой муж только что дрался с Пушкиным… Пушкин ранен в поясницу. Поезжай утешить Натали».
Поведение Вяземских подтвердило, что они действительно отвратили лицо от дома Пушкиных. Можно было бы ожидать, что они в качестве ближайших друзей немедленно отправятся к раненому. Вместо этого они надумали послать к Натали свою дочь. Но дочь ждала ребёнка, а потому, повествует Вера Вяземская, «я отправилась вместо неё». Будучи на Мойке, княгиня распорядилась послать свой экипаж за Арендтом, но тот вскоре приехал сам. После обследования раненого врач сказал Вяземской, ждавшей в прихожей, что рана смертельна. «Я написала эти слова мужу», — отметила княгиня. Некоторое время спустя Арендт ещё раз, теперь более тщательно осмотрел Пушкина, после чего передал его просьбу послать за Жуковским. «Я написала. Мой муж приехал и не вошёл к больному»[1639]. Итак, княгине пришлось послать две записки мужу. Лишь после этого князь Пётр появился в квартире поэта, но в комнате у умирающего не был. 29 января у постели Пушкина собрались все близкие, кроме Вяземского, который отправился по делам в министерство.
28 января Пушкин встретил Владимира Даля словами: «Плохо, брат!» В качестве врача Даль оставался у постели раненого много часов. По временам Пушкину было легче, и к нему возвращалась надежда. В ночь на 29 января поэт, по словам Даля, взял его за руку и спросил: «Никого тут нет?» — «Никого» … «Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру?» — «Мы за тебя надеемся, Пушкин, — сказал я»[1640].
Среди физических страданий Пушкин помнил о своих обязательствах перед друзьями. «Вечно без копейки, вечно в долгах», — писал о поэте М. Корф[1641]. Никогда поэт не был обременён столь непомерными долгами, как в последний год жизни. Ростовщики могли не беспокоиться о взыскании долгов, имея векселя, залог в виде серебра и пр. Пушкин должен был позаботиться о других заимодавцах. Наиболее точно эпизод описан В.Ф. Вяземской: «После исповеди он велел записать под свою диктовку долги, которые он оставлял без векселей»
