Дуэль Пушкина - [164]
А.И. Тургенев узнал о ранении Пушкина вечером. Он тотчас бросился в дом Пушкина, где застал Жуковского. В полночь Тургенев уехал, а с 2 часов ночи до 4 вновь был возле раненого. В 8 утра Тургенев послал из дома слугу узнать о состоянии Пушкина. В 9 час. он послал письмо сестре, которое следует считать самым раним письменным свидетельством о событиях 27 января. Тургенев помечал день и час составления своих писем и записок. Это позволяет выяснить, чему он был очевидец, а что знал с чужих слов. Как свидетель Тургенев записал разговор поэта с Арендтом, состоявшийся до полуночи: «Пушкин сам сказал доктору , что он надеется прожить два дня, просил Арендта съездить к Государю и попросить у него прощения Секунданту Данзасу… и себе самому». (Тургенев — сестре. 28 января. 9 час.)[1589]. Данные Тургенева совпадают со сведениями В.Ф. Вяземской, изложенными в письме Орловой. Княгиня Вера появилась в доме Пушкина в числе первых, ранее Арендта и Жуковского. По её словам, Пушкин просил Арендта «поехать к императору получить у него прощение себе (Пушкину) и своему секунданту»[1590]. Прощения себе поэт просил за то, что не выполнил обещания, данного царю.
Тургенев уехал от Пушкина в 12 ночи, не дождавшись возвращения Арендта в час ночи. В своём письме в 9 утра он кратко, с чужих слов изложил суть обращения царя к Пушкину. Через Арендта Николай I передал, что «если он исповедуется и причастится, то ему (царю. — Р.С.) это будет очень приятно и что он его простит»[1591]. Опираясь на сообщение Тургенева, П.Е. Щёголев допускает возможность того, что Арендт передал умирающему волю императора на словах, без письма. Однако такое предположение противоречит фактам. Уже в 11 часов утра 28 января, будучи на Мойке, Тургенев спешно написал второе письмо сестре, в котором привёл текст письма императора к Пушкину. Позднее он упомянул о царском письме в дневнике с пояснением: «Государь присылал Арндта с письмом, собственн. карандашом: только показать ему»[1592]. Итак, содержание царского письма Тургенев изложил сначала кратко, своими словами, а потом в полном виде. Смысл царского обращения Тургенев уловил очень точно. Монарх ставил своё прощение в зависимость от того, причастится ли умирающий.
Царь знал, каким огромным влиянием на умы пользуется поэт, и желал саму смерть гения превратить в символ его примирения с властями. От императора Арендт получил наказ после беседы с поэтом тотчас ехать во дворец с отчётом. «Я не лягу, я буду ждать», — этими словами заканчивался царский наказ доктору. Друзья поэта послали за священником в ближайшую церковь, и в присутствии Арендта раненый исповедался и причастился. Обряд совершил протоиерей церкви Нерукотворного образа при Главных конюшнях Пётр Песоцкий. Какие слова произнёс умирающий на исповеди, невозможно узнать. Но они покорили престарелого священнослужителя. Княгиня Е.Н. Мещерская в письме от 16 февраля 1837 г. следующим образом передала слова Петра Песоцкого, сказанные им после кончины поэта: «Я стар, мне уже недолго жить… Я для себя самого желаю такого конца, какой он имел»[1593]. У царя сложилось своё впечатление. После кончины поэта он сказал Жуковскому: «…мы насилу довели его до смерти христианской»[1594].
Пушкин просил о том, чтобы ему оставили записку Николая. Но собственноручная записка имела значение именного царского рескрипта. Император не вполне уяснил обстоятельства дела и, не приняв окончательного решения, велел тотчас по прочтении вернуть записку себе.
Тургенев воспроизвёл текст записки утром 28 января: «Естьли Бог не велит нам уже увидеться на этом свете, то прими моё прощение и совет умереть по христьянски и причаститься, а о жене и детях не беспокойся. Они будут моими детьми и я беру их на своё попечение»[1595]. Тексты царского письма и дневника сходны, но не тождественны. В дневниковой версии к словам «умереть по христиански» добавлено: «исповедаться и причаститься». Слова о детях: «я беру их на своё попечение» заменены словами: «я буду пещись о них»[1596]. Совершенно очевидно, что друзья Пушкина имели возможность прочесть царское письмо, но не получили разрешения скопировать его. Тургенев записал два варианта текста со слов Жуковского и Вяземских. В письме Булгакову Вяземский пересказал текст следующим образом: «Есть ли Бог не приведёт нас свидеться в здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и последний совет: умереть христианином. О жене и детях не беспокойся: я их беру на свои руки»[1597].
Жуковский в письме С.Л. Пушкину приводит более краткий текст, в котором отсутствуют слова: «на этом свете», «и причаститься» или «исповедаться и причаститься»; полностью исключена важная фраза о детях Пушкина: «Они будут моими детьми и я беру их на своё попечение»
