Дуэль четырех. Грибоедов - [212]
Говорит хорошо, частью и верно, слушать приятно, многое новое можно узнать — истинная причина и услада беседы, Александр ещё подзадорил его:
— В общем, как говорят, с волками жить — по-волчьи выть.
Алексей Петрович покачал большой головой:
— Не во всём, не совсем. Жестокость лишь устрашает жестоких, однако ж не искореняет жестокости, а вгоняет жестокость вовнутрь, в то же время ещё поощряя её. Кавказ — это громадная крепость, защищённая гарнизоном в полмиллиона бойцов. Полагаю правильной осадой загнать его за его гранитные глыбы и там обезопасить пределы России. Вот погляди, сделай милость.
Грузно поворотился, тяжело двинувши кресло к стене, завешенной обширной картой Кавказа, в северной части провёл властно черту сильным движением руки:
— Без сомнения, пределы России не идут далее Кубани и Терека, которые служат ей так же естественным укреплением, как горные кручи служат естественным укреплением Дагестану, Чечне, Кабарде. Эту линию надеюсь должным образом укрепить, так сказать, против азиатской жестокости плодами европейской науки. Естественной крепости противопоставим рукотворные крепости. Ныне чеченцы отодвинуты от среднего течения Терека за реку Сунжу, где предоставляю им пребывать в своей варварской независимости, если оставят в покое мои гарнизоны. Здесь заведены укрепления Преградный стан и Нарзановское, а теперь крепость Грозная, которую прочной цепью укреплений соединим с Владикавказом — нашим сторожем при начале Военно-Грузинской дороги. Далее на восток пока что дорога чеченцам открыта, напротив аула Андреевского — главного рынка торговли рабами, поставим крепость Внезапную и замкнём ею путь в Дагестан, а затем возведём другую цепь укреплений до Грозной, таким образом оставим чеченцам одну возможность беспрепятственно резать друг друга, если того пожелают. На западе дорогу от Моздока придётся оставить, она слишком опасна, а Моздок устроился в местности, смертельной своими болезнями. От Екатеринодара проложим новую дорогу, которая с севера прикроется Тереком, а с юга прикроем её, возведя ещё одну прочную цепь укреплений. Наша рукотворная крепость сделает набеги горных племён безуспешными: клока шерсти с паршивой овцы не возьмут. Если же воинственность первобытная, несмотря на доводы разума, поднимется в набег, отразим гарнизонами укреплений и вольными отрядами казачьих станиц, рассеем в преследовании, настигнем в аулах и там истребим. Каково?
С жадностью следил он за ходом его обдуманных рассуждений и в тот же миг подтвердил:
— В самом деле, мысль европейская.
Алексей Петрович вновь отворотился от карты и, хитро сверкнувши глазами, спросил:
— А вот угадай, кому первому пришла у нас в голову эта замечательно европейская мысль — отгородиться от диких племён умело расставленной стеной укреплений?
Он терялся в догадках и ответил шутя:
— Полагаю, что вам.
Алексей Петрович явным образом остался доволен и поспешил щегольнуть обширностью своих исторических сведений:
— Как бы не так! Царю Иоанну, который в писаной нашей истории ославлен как мрачный злодей.
К ним неприметно приставший, молча слушавший Муравьёв, недовольный, нахмуренный, со сдвинутыми бровями — живое изображенье завистника из драмы Шекспира, — тут не удержался ему возразить:
— Он и есть самый мрачный, самый кровавый злодей!
Алексей Петрович взглянул на него хладнокровно, ответил спокойно, точно сам с собой рассуждал:
— У тебя все монархи злодеи и праведники все президенты, каких я нигде не видал. А вот грозный царь Иоанн первым у нас шагнул за Оку и отгородился от татарских набегов правильно поставленной чередой укреплений, от самой Волги до левых притоков Днепра, что позволило привольному русскому племени мирно осваивать опустошённые набегами заокские земли. Его мысль меня вдохновила.
Мысль о грозном царе Иоанне, противная чувствительным обличеньям Карамзина, была интересна, нова, её надлежало веско обдумать, пока же не терпелось знать все стороны столь обширного замысла генерала, и Александр подхватил:
— Положим, привольное русское племя станет мирно осваивать новые земли, нынче не обжитые, не знающие плуга и семени, под покровом вами задуманных укреплений и вступать в сожительство мирное с народами, ему чуждыми по обычаям, формам жизни и религиозным обрядам.
Алексей Петрович с любопытством взглянул на него:
— Так что?
Он с удовольствием поворотил к началу их случайно затлевшего, неторопливого спора:
— А то, что от защиты пределов России вам непременно придётся перейти к управлению перешедшими под вашу руку народами, чуждыми нам.
Алексей Петрович склонил голову несколько вбок, пошевелил пальцами, отозвался:
— Здравая мысль.
Александр выпрямился, с твёрдым убеждением напомнил известную истину:
— Управление истинное есть управление, которое согласно с законами.
Алексей Петрович тотчас с ним согласился:
— Как наши войска вдвинулись в Грузию для-ради решительной её безопасности, суды улучшаются, доходы с земли приходят в большую степень определённости. Прежде хотя бы отчасти благоустроенное правление имелось в одном ханстве Шекинском, то есть с определением доходов и пошлин; во всех прочих землях царил вполне тлетворный дух беззакония, на месте которого вводится теперь постепенно наш образ правления, всё-таки европейского, как мы ни желаем его улучшения при действии законов грузинских, составленных царём Вахтангом Шестым.
Новый роман современного писателя-историка В. Есенкова рассказывает о временах правления российского царя Иоанна Грозного. В центре внимания автора — события Ливонской войны и поход хана Девлет-Гирея на Москву, погром в Великом Новгороде и победа над крымскими татарами в битве при Молодях. И, конечно, противостояние царя Иоанна и митрополита Филиппа, яростно осуждавшего опричный террор и кровавые неправедные казни.
Новый роман современного писателя-историка В. Есенкова посвящён виднейшему деятелю Английской революции XVII в., руководителю индепендентов, лорд-протектору Оливеру Кромвелю (1599—1658).
Роман В. Есенкова повествует о том периоде жизни Ф. М. Достоевского, когда писатель с молодой женой, скрываясь от кредиторов, был вынужден жить за границей (лето—осень 1867г.). Постоянная забота о деньгах не останавливает работу творческой мысли писателя.Читатели узнают, как создавался первый роман Достоевского «Бедные люди», станут свидетелями зарождения замысла романа «Идиот», увидят, как складывались отношения писателя с его великими современниками — Некрасовым, Белинским, Гончаровым, Тургеневым, Огарёвым.
Новый роман современного писателя В. Есенкова посвящён одному из самых известных правителей мировой истории — английскому королю Генриху VIII (1491—1574).
Более ста лет литературоведы не могут дать полную и точную характеристику личности и творчества великого русского художника снова Н. В. Гоголя.Роман ярославского писателя Валерия Есенкова во многом восполняет этот пробел, убедительно рисуя духовный мир одного из самых загадочных наших классиков.
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
Это должно было стать одной из глав, пока не законченного большого производственно-попаданческого романа. Максимальное благоприятствование, однако потом планы автора по сюжету изменились и, чтоб не пропадать добру — я решил опубликовать её в виде отдельного рассказа. Данный рассказ, возможно в будущем станет основой для написания большого произведния — если автора осенит на достаточно интересный и оригинальный сюжет. Или, быть может — ему кто-нибудь подскажет.
Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии республики Серо Ханзадян в романе «Царица Армянская» повествует о древней Хайасе — Армении второго тысячелетия до н. э., об усилиях армянских правителей объединить разрозненные княжества в единое централизованное государство.
В книгу входят исторические повести, посвященные героическим страницам отечественной истории начиная от подвигов князя Святослава и его верных дружинников до кануна Куликовской битвы.
Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.
Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.
«Юрий Владимирович Давыдов родился в 1924 году в Москве.Участник Великой Отечественной войны. Узник сталинских лагерей. Автор романов, повестей и очерков на исторические темы. Среди них — „Глухая пора листопада“, „Судьба Усольцева“, „Соломенная сторожка“ и др.Лауреат Государственной премии СССР (1987).» Содержание:Тайная лигаХранитель кожаных портфелейБорис Савинков, он же В. Ропшин, и другие.
Роман О. Михайлова повествует об одном из родоначальников и реформаторов русской литературы. Жизнь талантливого поэта, истинного гражданина и смелого человека изобиловала острыми драматическими конфликтами. Храбрый гвардейский офицер, видный государственный деятель, Г.Р. Державин не страшился "истину царям с улыбкой говорить", а творчество его дало толчок к развитию современных жанров литературы, который трудно переоценить.
Как неповторим поэтический дар Тютчева, так уникальны и неповторимы его судьба и духовный облик, оказавшие неизгладимое влияние на современников. Исследовав неизвестные архивные материалы, в том числе дневники младшей дочери поэта Марии, Юрий Когинов впервые показал многообразный мир семьи великого поэта и какие поистине трагические события прошли через его сердце. Всё это сделало роман «Страсть тайная» по-настоящему глубоким и волнующим.
Удивительно тонкий и глубокий роман В. Рынкевича — об ироничном мастере сумрачной поры России, мастере тихих драм и трагедий человеческой жизни, мастере сцены и нового театра. Это роман о любви земной и возвышенной, о жизни и смерти, о судьбах героев литературных и героев реальных — словом, о великом писателе, имя которому Антон Павлович Чехов.
Много ли в истории найдётся лиц, которым самим фактом происхождения предопределено место в кругу сильных мира сего? Но, наверное, ещё меньше тех, кто, следуя велению совести, обрёл в себе силы отказаться от самых искусительных соблазнов. Так распорядился своей судьбой один из благороднейших русских людей, граф, а в отечественной литературе талантливейший поэт и драматург — Алексей Константинович Толстой, жизни и творениям которого посвящён роман известного писателя-историка Ю. Когинова.