Дуэль четырех. Грибоедов - [209]

   — Вешают многих, мой господин.

Алексей Петрович отрезал, не меняясь в лице:

   — Грабителей и убийц станут вешать и впредь — так не убивай и не грабь, останешься жив и поступишь под охрану российских законов.

Старик напряжённо слушал, вытянув шею вперёд, едва разбирая по-русски, сморгнул точно бумажными от старости веками, прошамкал, сокрушённо помотав головой:

   — Кушить нада, мой господин, конь иметь нада, деньги нада, где взять? У нас один овца на горах, мала-мала овца, а джигит без коня сам овца.

Алексей Петрович посоветовал неторопливо, отчётливо, громко, делая долгие паузы, чтобы старики могли его понимать:

   — Так пасите больше овец, продавайте многих на базаре в Тифлисе, деньги возьмите за них, купите джигиту коня. Грабить и убивать Господь не велит.

Старик охотно закивал в знак согласия, облизнул сухие губы сухим языком и вдруг возразил:

   — Овца деньги мала, конь деньги многа, как взять коня за овца? Аллах справедлив, возьми у неверного, говорит, неверного можна убить.

Взглянув пронзительно из-под нависших бровей, Алексей Петрович возвысил угрожающе голос:

   — Мне Аллах не указ, а вы лучше всем передайте в горах: ваши грабители да убийцы на ваших деревьях будут висеть. Моё слово твёрдо, вам ли не знать.

Старик поклонился почтительно, просипел:

   — Твоё слово твёрдо, мой господин. В горах твоим именем мамки пугают детей, Ярмул придёт, говорят, погоди, Ярмул задаст, нам ли твоё слово не знать. А ты укажи, как джигиту жить без коня?

Алексей Петрович отрезал:

   — У нас коль нету коня, так ходят пешком, а глоток не режут, джигитам скажи.

Помолчал и резко, недружелюбно оборвал разговор:

   — Ступайте, я вас не держу. Да впредь звать не стану, господа старики, солдат приведу.

Старики склонились степенно, показали костлявые гнутые спины, вышли бесшумно в своих чулках-сапогах, дверей за собой никто не прикрыл. Вскочил Павел Иваныч, выглянул в коридор, засмеялся негромко, но весело, дверь притворил, растянулся на стуле, далеко выставив молодые длинные ноги, с дурашливым видом сказал:

   — А у этих лезгинов разбойники долго живут, лет по сто, должно быть — не народ, а кремень, на даровых-то хлебах.

Алексей Петрович поставил локти на стол, пальцы сцепил, подбородок уткнул, раздумчиво произнёс:

   — Мне на шею этот кремень сколько ни вешай, а не вешать нельзя, одна казнь сберегает сотни русских голов от погибели и от измены тысячи мусульман.

Заговорил неторопливо, негромко, с долгими паузами, глядя перед собой, точно вслух размышлял, не обращаясь ни к кому из сидящих, и его слушали не так, как начальника слушают подчинённые, но как должно слушать вождя:

   — Весь Кавказ подобен этим лезгинам. Без коня джигит не джигит, а коня негде взять, так надо украсть, без воровства джигит опять не джигит. Там, где красть и резать почитается доблестью, бессилен закон. Взять для примера Аварское ханство. Его жители бедны, их жизнь по этой причине сурова, а нравы воинственны. Чем в здешних странах знаменит их владетель? Военными подвигами. Не раз удачные делал на Грузию нападения, разорил заводы её, серебряные и медные. Пользуясь дружбой паши алхацыхского, сквозь земли его вступал войной в Имеретию. Однажды беспрепятственно прошёл всю Эриванскую область, близ Нахичевани только был разбит персиянами. Счастие благоприятствовало ему многие годы, что привязало к нему чуть не весь подлунный Кавказ, алчный насилия и добычи. Везде сопровождали его сотни джигитов. Он потворствовал их грабежам, и Грузия, можно сказать почти беззащитная, истребляемая внутренними раздорами, удовлетворяла их алчности своими развалинами. Долго ещё после смерти своего Умай-хана авары врывались в Грузию многочисленными шайками, да уж не было счастливого предводителя, а Грузия покоилась под защитой русских штыков, от которых незадолго до смерти Умай-хан испытал поражение. Теперешний хан получает от нас жалованье, в год пять тысяч рублей, будто за то, что удерживает племена Дагестана от нападений на Грузию, чему я делаю вид, что искренне верю, а между тем сей шельмец даней не платит и никаких обязанностей перед нами не принимает, каков? В Чечне едва ли считается шесть тысяч семейств, а между тем это злейшие из разбойников, которые нападают на Линию. Земли чеченские пространством своим не соответствуют количеству жителей, многие поросли лесами непроходимыми и недоступными для хлебопашества, отчего народ этот не занят никакими трудами и средства к жизни добывает единым разбоем. Их сообщество, весьма малолюдное, пополняется злодеями всех прочих народов, оставляющими свою землю, совершив там преступление, страшась кровной мести. Дружественных сообщников они находят в Чечне, тотчас готовых к отмщению или разбою, они же служат чеченцам проводниками в тех землях, которых сами чеченцы не знают. Свои набеги они проводят с наглостью беспримерной. Перебежав на свою сторону Терека, они у меня на глазах потешаются над моими солдатами, не поспевшими настигнуть их и рассеять огнём, и показывают похищенную ими добычу. Странное дело, солдаты их не преследуют. От пехотных офицеров толку я не добился. В чём дело, Сергей Александрович?