Дубовая Гряда - [10]

Чувствуя, как слипаются глаза от усталости, Володя пожаловался:

— Всю ночь прошагал. Сил нет, до чего спать хочется.

— А ты ложись, ложись, — засуетилась Мария. — Слава богу, что живым-здоровым вернулся.

В этот день Лида несколько раз забегала к соседям, но только под вечер сказала, что Володю очень хочет видеть Сергеев.

— Пускай спит, завтра увидятся, — ответила Мария.

— Я и сама хочу с ним поговорить.

Услышав знакомый голос, юноша открыл глаза. Лида рассказала ему о своем горе, о местных порядках, о Василе.

— Значит, это его я видел, — догадался Володя. — Отсюда шел.

— Я же тебе и говорю, что Василь Шайдоб записался в полицию.

— Шайдоб, — зло повторил хлопец. — В комсомол не вступал, доказывал, что главное — хорошо учиться. А теперь для него что главное? Фашистам помогать! Я видел, как они к нашим людям относятся. Хуже, чем к скотине. Не верю, чтобы к какому-то Шайдобу немцы относились с уважением. Думал, вырвусь, возьму винтовку и, где увижу гитлеровца, там и буду бить. А теперь что делать? Наши далеко…

— Сергеев тоже только этим живет: скорее поправиться, взять оружие и воевать.

— А как?

Политрука Сергеева юноша хорошо помнил. Это политрук эвакуировал людей с передовой линии. Он утверждал, что дальше отступать они не будут, а если и придется, то не так быстро. Колхозники тогда покинули свои избы и уехали подальше от линии фронта.

Километров за десять эвакуировалась и Володина семья. У Дубовой Гряды недели три шли жестокие бои, а потом красноармейцы двинулись вперед и даже освободили Жлобин. Мать не хотела отпускать Володю домой, но он обещал быстро вернуться. А вернулся только сегодня…

— Где же Сергеева ранило? — поинтересовался юноша.

— Не знаю. Он хочет тебя видеть, у него и спросишь.

— Мама, — позвал Володя, — я схожу.

— Попозже, сынок. Поужинаем и ему отнесем.

Хмурая ночь вскоре опустилась на землю.

Мария и Володя осторожно вышли из хаты.

Убежище, где находился Сергеев, напомнило Володе его недавнюю тюрьму — клеть. Даже мурашки пробежали по спине. Но тут, в этом крошечном помещении, человека спасали от смерти. В тусклом свете фонаря едва различались знакомые черты лица политрука. Тот сразу узнал Володю.

— Где же ты пропадал? — спросил Сергеев.

— Долгая история, но расскажу, — ответил юноша. — Когда я отпросился у мамы сходить домой, в деревне уже не было ни вас, ни бойцов. По улице, с узлом за спиной, торопливо шагала старушка. Увидав меня, она махнула рукой и сказала, чтобы я убегал, потому что в Дубравке немцы. «Как они могли появиться там, когда наши войска у них позади?» — подумал я.

Залез я на крышу избы, осмотрелся. Вижу, за болотом, возле железной дороги, шагает множество солдат. Значит, те, что в Дубравке, пробрались в тыл? Я решил побежать и пересчитать немцев, а потом сообщить нашим. Хотел вытащить комсомольский билет, который мама зашила в сорочку на груди, но передумал. Снял рубашку, засунул в горшок и закопал в огороде под яблоней.

Дубравка недалеко от нашей деревни, на юго-западе. Сначала бежал по дороге, потом свернул в рожь. Недалеко от Дубравки остановился, начал прислушиваться. Людей в деревне не было, стояла тишина.

Вдруг вижу, на колхозном дворе нырнул вниз колодезный журавль. Я пополз к конюшне. Посреди двора, возле костра, несколько немцев ощипывали кур, другие умывались. Насчитал двенадцать гитлеровцев и, пригнувшись, чтобы не заметили, — назад.

Все время придерживался широкой магистральной канавы и только возле большака перепрыгнул через поперечную. Поднялся на мостик, и тут, как привидение, вырос передо мной здоровенный, с засученными рукавами немец. Ствол его автомата уже был направлен на меня, и руки сами собой потянулись вверх.

— Ком! — кивком головы подозвал он меня к себе и, ощупав карманы, погнал в поле.

Мы поднялись на пригорок у самой дороги и оказались среди большой группы солдат, один из которых, плюгавенький фриц с кривыми ногами, мастерил березовый крест. Около только что выкопанной ямы лежали четыре гитлеровца с почерневшими лицами. Здоровенный немец положил на обочину свой автомат, поднял с травы винтовку и толкнул меня в плечо, махнув рукой на борозду посреди сгоревшей ржи. Бежать? Чтобы эти гады открыли огонь, как по затравленному зайцу? Нет, не дождутся! И я решил умереть, но не сделать ни шага. Не знаю, чем бы все кончилось, но мой мучитель вдруг оглянулся на дорогу, поспешно бросил винтовку, что-то крикнул и схватил свой автомат. Засуетились и остальные, начали одергивать мундиры, поправлять пилотки. А со стороны железной дороги, поднимая пыль, прямо к нам мчалась открытая легковая машина. Шаркнули шины, машина остановилась, из нее выскочил краснощекий офицер, кажется, генерал, в белых перчатках, за ним адъютант. Верзила немец что-то доложил генералу, тыкая большим пальцем в мою сторону. Тот поднял бинокль и долго смотрел на восток, после чего вернулся в машину. Адъютант жестом приказал мне сесть на заднее сиденье и не опускать руки.

Не зная, куда они меня повезут, я все равно был рад, что удалось вырваться из лап верзилы.

Миновав железную дорогу, машина свернула к усадьбе бывшей МТС. В небольшом бору стояли танки, грузовики, пушки. Вокруг — много палаток, а в эмтээсовских домах и бараках — ни окон, ни дверей. Вскоре подошел немец и спросил: