Друзья - [37]

— Я подумал… ну, что вы за нами, за мной и вот за ней, — он ущипнул свою подругу, — подсматриваете. Ну, и рассердился немного.

— Ничего страшного. Мы все понимаем, — поспешно сказал Ямашта, покраснев как рак.

Полосатый покачнулся и пьяно кивнул.

— Но, если честно, то грудь у нее отличная! Правда? Ну-ка давай, покажи всем! — и он попытался расстегнуть блузку на своей подруге.

— Все, перестань! — она сделала сердитое лицо, но по голосу было слышно, что на самом-то деле ей смешно.

Мы все втроем уставились под стол.

А дед сказал:

— Ну, если, у вас все так хорошо, и грудь к тому же красивая, так отчего ж вам не пожениться?

— С кем? С ней? — парень от удивления, кажется, даже протрезвел.

Женщина отвернулась.

— Хотя, почему бы и нет? — сказал он вдруг. — Хозяйка, еще пива!

Женщина захлопала своими огромными глазами и посмотрела куда-то вниз, смущенно пряча лицо.

«Какая она красивая», — подумал я.

— А когда будет свадьба, дедушка, мы попросим, чтобы вы нам закатили огромный фейерверк, — сказал парень, отпив огромный глоток из кружки, которую ему принесла хозяйка.

— Сделаем, — дед тоже отхлебнул пива. — Заказ принят.

В этот вечер дед был особенно добродушным.

— За встречу! Кампай![8] — крикнул Кавабэ, высоко подняв стакан с соком.

12

Началась последняя неделя августа, а вместе с ней — футбольный лагерь. Каждый год мы ездим на остров, откуда родом наш тренер. На острове мы тренируемся и купаемся в море. Так проходит четыре дня. А потом мы возвращаемся домой.

В секции занимаются четвероклассники, пятиклассники и шестиклассники. Вместе с тренером нас двадцать семь человек. Когда мы собираемся рано утром на станции, шум стоит неимоверный: носятся друг за другом, не снимая рюкзаков, пятиклассники, плачет кто-то из четвероклашек — не хочет расставаться с мамой, которая пришла его проводить. А тут еще и Кавабэ — тоже энтузиаст нашелся! — ходит и орет: «Всем построиться! Всем построиться!» Просто ужас!

Сначала мы ехали на скоростном поезде, потом на пароме и наконец прибыли на остров. Там сели на автобус и поехали в общежитие. С одной стороны дороги — отвесные скалы, с другой — море, а в нем волны с шапками белой пены. Дорога извивается белой лентой между скалами и морем. Где-то далеко, у самого горизонта, вода поднимается, начинает движение к берегу и, становясь волной, накатывает на скалы.

И так раз за разом, как глубокое дыхание гигантского животного. Интересно, сколько вдохов и выдохов сделал за свою жизнь земной шар? Сколько еще будет биться море о берег?

Горизонт изогнулся дугой, будто зовет: «Доберись до меня!» Дразнится, стоит у меня на пути. Но как ни старайся, до горизонта дойти невозможно.

Я уселся поплотнее на автобусном сиденье. В автобусе тем временем стало тихо-тихо. Сегодня мы проснулись рано, поэтому теперь наши почти все спят. Местные жители, которые сели в автобус у пристани вместе с нами, уже сошли. И теперь автобус, как большая люлька, укачивает только нас. Так бы и ехал вечно в этом автобусе, догоняя горизонт…

— О чем думаешь? — спросил меня тренер, сидевший на соседнем сиденье. Вообще-то по профессии он учитель рисования. У него очень широкие плечи и сильные ноги. А еще у него борода. Он похож на большого медведя.

Тренер наклонился, чтобы посмотреть из моего окна на море. От него пахло апельсинами.

— О могилах.

— В каком смысле? — тренер удивленно взглянул на меня.

— Тут много могил прямо на берегу. Интересно, их не смоет в море?

На выступающем над морем утесе видны ряды могил. Есть старые, без надгробных камней. Есть и совсем новые, с сияющими гранитными надгробиями. Когда мы приезжали на остров в прошлом году, я не обратил на них никакого внимания.

— Хорошее место, — сказал тренер. — Море как на ладони. Я б не отказался, чтобы меня здесь похоронили, когда я умру.

— Много могил.

— Да, — тренер кивнул и некоторое время молча смотрел из окна.

— На этом острове почти никого не осталось. Кто помоложе, и я в том числе, все уехали. Ну или почти все. Жителей становится все меньше. И только могил — все больше.

Я вздохнул. Мне вспомнилось выражение «остров-могила». Но тут все по-другому. Тут не чувствуешь мрачной угрюмости.

Автобус вписался в крутой поворот, море оказалось близко-близко — вот-вот проглотит и автобус, и нас вместе с ним. А вот и еще могилы.

— Они как стражники. Эти люди в могилах, они охраняют остров.

— Ну, может, и так.

Могилы находятся на границе между землей, на которой живут люди, и морем. В могилах спят мертвые. Овеянные морским ветром, они спят тихим, вечным сном.

— Кияма, ты сейчас в шестом классе. Это твой последний год.

— Ага.

Автобус, урча, взбирается в гору. Бледный месяц над морем прислушивается к реву мотора и к плеску волн.

Мы все еще едем в автобусе. Под потолком горит небольшая флуоресцентная лампочка, вокруг нее летает ночной мотылек. Бьется упрямо, роняет пыльцу. За окном уже совсем темно. Понять, где мы едем, невозможно. Дорога заметно ухудшилась, и нас здорово трясет. Автобус едет, будто придавленный темнотой, кажется, даже мотор почти не урчит. Я сижу один посередине длинного заднего сиденья. Все спят.

Но чье это лицо в окне?