Друзья и союзники Рима - [33]
- Всё, как вы и предсказывали, - подтвердил Арунтий, - Масинисса напирает на то, что финикийцы - пришельцы на африканской земле, и вся она по праву должна принадлежать нумидийцам как коренным африканцам. А когда мы доказываем, что никакой Нумидии ещё не существовало в те дни, когда строился Карфаген, этот разбойник тут же поминает нам - в присутствии римлян, конечно - и нарушение мира Ганнибалом, и его поход в Италию, и нашу помощь ему - как будто бы он сам в то время не служил Баркидам! А когда мы напоминаем ему об этом, он тут же переводит разговор на тирийца Аристона, посланного к нам Ганнибалом - и снова про ганнибалову войну против Рима. И обвиняет нас в подготовке новой войны, от которой он, оказывается, спасает и Нумидию, и своих римских друзей. Ладно Нумидию, тут, будь у нас прежняя армия, мы могли бы ещё напасть на него, но Рим! Каким образом, спрашивается, с нашими-то десятью триремами? Что толку от перевозящих солдат пузатых и тихоходных "купцов", если их нечем защитить от римского военного флота? Ну какая от нас сейчас угроза Риму? Любому непредвзятому судье было бы ясно, что перед ним разыгрывается фарс, но это же римляне! Гай Корнелий Цетег - цензор прошлого года и верный сторонник Сципиона, но Марк Минуций Руф - сын носившего то же имя начальника конницы при диктаторе Фабии Максиме Медлителе, позднее погибшего при Каннах, так что у него личные счёты и к Баркидам, и к Карфагену, а как плебей он ближе к клике Катона, и его присутствие связывает обоих Корнелиев по рукам и ногам. Надо ли объяснять, как беззастенчиво пользуется этим Масинисса? Ведь один только Малый Лептис платил Карфагену со своей торговли талант серебра в ДЕНЬ! Вдумайтесь - это же триста шестьдесят пять талантов в год, которых теперь недополучит карфагенская казна. Правда, и Масиниссе столько не достанется - ведь его дикари разорили все окрестности, и теперь торговля там будет уже совсем не та, но это слабое утешение. Я понимаю, что это неизбежно, что покорность - единственный шанс спасти город, и сам этому способствую, но когда я вижу, с какой наглостью и бесцеремонностью этот дикарский царёк грабит Карфаген - хочется убить его собственными руками...
- А Сципион Африканский? Разве не он главный в римской сенатской комиссии? - вмешалась Юлька, которой - не как бабе, конечно, а как нашей историчке - в порядке исключения дозволялось встревать в подобные беседы о политике.
- Да, Публий Корнелий Сципион Африканский. А что толку? Да, он завоеватель Испании и победитель Ганнибала, бывший цензор, а после прошлого года - уже двукратный консул и принцепс сената. Но даже такому человеку - первому человеку в Риме, как они сами таких называют - опасно прослыть другом Карфагена. Видели бы вы Сципиона! Я помню его тогдашнего, сразу после Замы! Твёрдого, величественного, уверенного в собственной правоте! А сейчас он прячет глаза от стыда! Он же всё прекрасно видит и понимает, но ровным счётом ничего не может сделать. Ясно же, что сенат потребовал от своих посланцев подыгрывать нумидийцам, и даже сам Сципион не может позволить себе действовать наперекор одобренной сенатом политике. Нет, он, конечно, поговорил с Масиниссой с глазу на глаз и негласно пообещал нам, что новых захватов больше не будет, но и только. Всё, что уже захвачено им - присуждается ему и для Карфагена потеряно безвозвратно.
- Будут и ещё захваты, - напомнила Юлька, - Позже, после смерти Сципиона.
- Лет через десять, кажется? - уточнил я.
- Да, десять лет, - подтвердила она с такой тоской в голосе, что кажется, даже обида на меня и на моих баб отступила у неё на второй план.
- Так это же ещё вагон времени! - махнул рукой Серёга.
- Молчал бы уж лучше - за умного сошёл бы! - тут же накинулась она на него, - Много ты понимаешь! Сципион НИКОГДА больше не побывает в Карфагене! Это ты в состоянии понять своей дурной башкой?!
- Юля, сбавь обороты, - бросил я ей, - Это тебе что, светская тусовка? Типа, подошла с бокалом, поболтала, да автограф у великого человека выпросила? - я уже въехал, что на сей раз она завелась из-за упущенного шанса познакомиться аж с самим Сципионом.
- Ну уж, конечно, не в таком состоянии! - съязвила эта оторва, взглянув на свой выпирающий живот, а затем - чуть ли не с ненавистью - на Серёгу.
- И кто тебя к нему подпустил бы?
- Ну, тебя же впустили к Назике.
- Ага, как мелкого варварского военачальника в свите наследника союзного варварского вождя. И не просто так, а по поводу - вождёныш докладывал пропретору об итогах нашего участия в его операции против лузитан. Думаешь, к нему кто-то пустил бы меня самого по себе и просто так?
- Однако ж выпить с ним и побеседовать тебе удалось.
- Ага, его квестор случайным знакомым оказался. Ну и что с того? Что мне теперь, от гордости по этому поводу лопаться? Как был я для Назики просто союзным варварским воякой, так и остался. Перекинулся со мной парой фраз, а уже на следующий день благополучно забыл о моём существовании - вот тебе и всё знакомство. Нашла чему завидовать!
- Это оттого, Макс, что тебе всё пофиг. Во всём мире для тебя существует только один единственный великий человек - ты сам, а все прочие великие - так, сбоку припёку. Если они тебе чем-то полезны, ты ещё окажешь им честь пообщаться с ними, а если нет - плевать тебе на них на всех с высокой колокольни.
