– Дима, не забывайся!
– Слушай, Сеня. Ты не маленький, должен понимать, что опасно, а что нет. Я забочусь о репутации семьи. Для меня это превыше всего. Сейчас нам остаётся только молиться, чтобы твои нововведения не имели тяжёлых последствий для всех нас. А за мальчишкой я пригляжу. Если что пойдёт не так, ему тут не бывать.
***
Просьба, а точнее, приказ Арсентия Филипповича стал для меня полнейшей неожиданностью. Я мало что слышал про битвы родов. Насколько я понимал, это была разновидность судебного поединка – древний варварский способ решения споров между враждующими сторонами. Так же было ясно, что участвовать в битве разрешалось только членам рода. Но то ли Птахины находились в тяжёлом положении и испытывали нехватку персонала, то ли имелась ещё какая менее явная причина – так или иначе, они решили слегка нарушить правила, и заставить меня – простолюдина, который даже младшим дружинником не являлся – сражаться на их стороне.
Не скажу, что меня обрадовало это поручение. Цели мои были просты: развивать способности и устроиться в жизни. На службе у Птахиных открывались неплохие перспективы по обоим направлениям. Но вот помереть в неравной схватке в планы мои не входило. Однако избежать участия я теперь никак не мог, а значит, предстояло использовать эти две недели по максимуму, чтобы подготовиться и по возможности овладеть нужными навыками.
К этому добавлялось беспокойство за Таню. Что ждёт её в поместье? Если боярин не соврал, если он действительно хочет найти применение её способностям, это откроет для девушки путь к лучшей жизни. По крайней мере, лучшей, чем в Арзамасе. И всё же тревожно было на душе от осознания того, что род дотянул до неё свои скользкие пальцы, и теперь Таня находится у Птахиных на крючке. Хотелось, конечно, надеяться на лучшее, но кто знает, как всё сложится?
В крепость я поспел как раз к ужину.
Как всегда, «курсанты» собрались за длинным столом в трапезной – просторном помещении в отдельном доме. Во главе стола восседал один из наставников, что курировал нашу группу – мужчина лет сорока с механическим протезом вместо левой руки. Звали его Матвей Александрович, он был членом младшей дружины, жил в крепости со своей семьёй и уже лет пять, с тех пор, как получил увечье, тренировал подрастающее поколение.
На улице было тихо, ветер шелестел в кронах берёз, которые уже проредились первыми жёлтыми листьями, предвещая скорое наступление осени. Редкие выстрелы доносились со стороны стрельбища в дальнем конце крепости.
Матвей Александрович, как полагается, произнёс молитву перед едой, и мы принялись трапезничать. Ели молча, только стук ложек наполнял помещение. Пара крепостных служек суетились вокруг стола, принося и относя тарелки. Болтовня за трапезой не приветствовалась.
Рядом со мной сидел Сашка – круглолицый крепкий парень, на год моложе меня. Он, как и большинство «курсантов», являлся сыном одного из младших дружинников. Мы с ним жили в одной комнате и практически с первого дня нашли общий язык. Сашка – один из немногих, кто относился ко мне без предупреждений. Он был прост, как валенок, и крайне болтлив.
– Чего такой хмурый? – шепнул он, толкнув меня в бок.
– Ерунда, – так же шёпотом ответил я. – День не задался.
– Сильно муштруют?
– Есть немного.
– Здорово! Тебя, наверное, в дружину скоро примут.
– Посмотрим, – я налёг на щи, давая понять, что болтать желания не имею. Мне, и правда, было не до разговоров. Да и отругать могли.
После ужина у отроков имелось часа полтора свободного времени перед отбоем. Чаще всего я проводил их за чтением книг из местной библиотеки – пополнял запас знаний об этом мире, чем удивлял всех трёх соседей по комнате. Обычно парни либо играли в карты и кости (как правило, на деньги), либо занимались какими-нибудь бытовыми делами. Имелось у ребят и ещё одно развлечение: бегать к флигелю у озера, где жили несколько девушек-служанок. Некоторые даже ночью туда хаживали. Конечно, такое не приветствовалось, но, как я понял, наставники на подобные «шалости» смотрели сквозь пальцы. Чем бы дитя не тешилось, что называется.
С другими двумя соседями по комнате, да и прочими "курсантами" у меня сложились не столь тёплые отношения. Все знали, что я – из Барятинских, и что я – изгнанный. Вот только принадлежность к боярскому роду не добавляло мне веса в их глазах, скорее наоборот, я ощущал злорадство по отношению к себе и презрение.
Особенно не задались отношения с Фомой – здоровым малым, что был на год старше меня. Его со дня на день собирались принять в дружину. Он с большим презрением относился ко мне, и я опасался, что конфликт может перерасти в открытое противостояние. А враждовать с местными я не хотел.
Моя кровать находилась на нижнем ярусе этажерки. В единственное окно, выходящее во двор крепости, проникал тусклый вечерний свет. В полумраке горела электрическая лампа под потолком (в боярских домах с электрификацией был полный порядок). На столике рядом со мной лежала стопка книг – все по истории и военному делу. Но сейчас было не до чтения: я думал о предстоящей битве и завтрашнем дне, сулящем встречу с Таней. Но Сашка даже не собирался оставлять меня в покое.
