Друри Лейн - [316]

— Хорошо, что вы приехали, инспектор, — заговорил Лейн слабым, почти надтреснутым голосом. — Полагаю, вас испугал мой облик?

— Нет-нет, — поспешно отозвался Тамм. — Вы выглядите превосходно.

Лейн улыбнулся:

— Вы плохой лжец, дружище. Я выгляжу на девяносто лет, а чувствую себя на все сто. Такое происходит внезапно. Помните Сирано в пятом акте сидящим под деревом?[271] Сколько раз я играл эту роль высохшего старого забияки, когда сердце под моим камзолом билось с юношеской силой! А теперь… — Он на миг закрыл глаза. — Мартини даже не скрывает тревоги. Ох уж эти медики! Они никак не могут признать факт, что старость, говоря словами Сенеки[272], неизлечимый недуг. — Неожиданно он открыл глаза и резко осведомился: — Что случилось, старина? В чем дело?

Инспектор закрыл лицо руками. Когда он убрал их, его глаза напоминали мокрые мраморные шарики.

— Это Пэтти… — пробормотал он. — Она уехала… Лейн, вы должны помочь мне найти ее!

Бледность старого джентльмена усилилась.

— Она… исчезла? — медленно произнес он.

— Да. То есть нет. Она уехала сама. — Тамм рассказал о происшедшем. Вокруг глаз Лейна, не отрывающихся от губ инспектора, появилась сеть морщинок. — Не знаю, что делать. Это моя вина. Теперь я догадываюсь, что случилось. Ей пришла в голову какая-то идея по поводу этого треклятого дела, и она отправилась на охоту. Это может быть опасным, Лейн. Прошла уже почти неделя. Возможно… — Он запнулся, будучи не в состоянии выразить ужасную мысль, мелькнувшую у него в голове.

— Значит, вы полагаете, — сказал Лейн, — что Пейшнс приблизилась к правде на рискованно близкое расстояние, что она идет по следу третьего человека — убийцы и что он может напасть на нее?

Инспектор кивнул, барабаня кулаком по скамейке.

Некоторое время оба молчали. На ближайшем кусте пела малиновка; откуда-то сзади доносился ворчливый голос Куоси, спорящего с садовником. Но мертвые уши Лейна не слышали ничего — он сидел, разглядывая траву под ногами. Наконец, старый актер вздохнул и положил испещренную венами руку на руку Тамма, который с надеждой посмотрел на него.

— Бедный старый друг. Не могу выразить, как я сожалею. Пейшнс… У Шекспира по этому поводу есть замечательные строки: «Чудовищно! О, кто постигнет женщин?»[273]. Вы слишком честны и по-мужски примитивны, чтобы понять, что происходит с Пейшнс. Женщины обладают неистощимой способностью терзать близких им мужчин… У вас есть при себе бумага и карандаш?

— Каран… Конечно! — Инспектор порылся в карманах и извлек требуемые предметы.

Лейн что-то написал на бумаге.

— Поместите это в колонках личных объявлений нью-йоркских газет, инспектор, — спокойно сказал он. — Кто знает — возможно, это пойдет на пользу.

Тамм озадаченно смотрел на бумагу.

— И дайте мне знать, если что-то произойдет.

— Конечно. Огромное спасибо, Лейн.

Судорога боли исказила бледное лицо старого джентльмена. Затем его губы скривились в странной улыбке.

— Не за что. — Он протянул руку. — До свидания.

— Пока, — пробормотал Тамм. Они обменялись рукопожатиями, и инспектор зашагал к своей машине. Прежде чем включить мотор, он прочитал написанное Лейном.

«Пэт, я все знаю. Возвращайтесь. Д. Л.».

Облегченно вздохнув и усмехнувшись, Тамм включил зажигание, помахал рукой и исчез в облаке пыли. Лейн, поднявшись, смотрел вслед автомобилю, пока он не скрылся, потом поежился и снова сел, закутавшись в одеяло.

Во второй половине следующего дня двое мужчин, старый и молодой, сидели лицом друг к другу, нервно грызя ногти. В квартире было прохладно и тихо. Пепельница у локтя каждого мужчины была полна окурков. На полу между ними валялась куча утренних газет.

— Думаете, она… — в двадцатый раз начал Гордон Роу.

— Не знаю, сынок.

Услышав царапанье ключа в замке входной двери, оба вскочили на ноги и бросились в прихожую. Дверь открылась, и Пейшнс упала в объятия инспектора. Роу молча ждал. Инспектор издавал невнятные возгласы, а Пейшнс начала всхлипывать. Она выглядела бледной и изможденной, как будто перенесла невыносимые страдания. Чемодан лежал на пороге, не давая закрыть дверь.

Пейшнс подняла голову, и ее глаза расширились.

— Гордон!

— Пэт!

Инспектор удалился в гостиную.

— Пэт, я до сих пор не понимал…

— Знаю, Гордон.

— Я люблю тебя, дорогая. Я с трудом это вынес…

— О, Гордон! — Пейшнс положила руки ему на плечи. — Я поступила глупо. Ты такой славный…

Внезапно он прижал ее к себе так сильно, что она ощутила биение его сердца. Они поцеловались и вошли в гостиную.

Инспектор с усмешкой повернулся, дымя сигарой:

— Объяснились, наконец? Вот и отлично. Поздравляю, Гордон. Теперь, слава богу, мы все хоть немного успокоимся…

— Папа, — прервала его Пейшнс, и усмешка исчезла с лица инспектора.

Роу ободряюще сжал ее руку.

— Он действительно все знает?

— Кто — Лейн? Ну, он так сказал, Пэтти. — Инспектор обнял ее. — Какая разница? Ты вернулась, а для меня только это имеет значение.

Она мягко отстранила его:

— Нет. Есть еще кое-что…

— Он просил меня дать ему знать, как только ты вернешься. Может, мне лучше позвонить…

— Просил? — Пейшнс внезапно порозовела, и ее глаза заблестели.

Мужчины посмотрели на нее, как на безумную.