Другой Урал - [92]

Шрифт
Интервал

На следующее утро был выходной, и папа за завтраком предложил пойти в парк, что, по идее, должно было вызвать шумный восторг, но я набычился за своей кашей и попросил никуда не ходить — мне было страшно идти мимо «Орбиты», и папа очень удивился и расстроился, но виду не подал, а к концу завтрака повеселел опять, и мы с ним играли в солдатиков и в шашки, а потом смотрели «В мире животных», и мама посмеялась надо мной, когда показали какую-то большую кошку, а я ойкнул и спрятался за папу; но я быстро перестал трусить и тоже стал смеяться, но не мог остановиться и смеялся, пока не заплакал, и тогда меня положили спать, и я проспал до обеда.

Как я разлюбил борынгы

— Тахави абый, а вот смерть, она что вообще такое? — как-то раз спрашиваю старика, совершенно без связи с предыдущей темой разговора. — Ну, что она значит, в смысле? Только, пожалуйста, не начинай снова, что, мол, каждому свое и все такое, я хочу знать, что общего есть между этими «каждыми». Ведь есть же, правильно?

— Ты чайники не опрокидывай только, ладно? — с язвительным смирением попросил Тахави. — Я тебе сто тыщ раз говорил, а ты не слушаешь. Нет, постой, спросил, так слушай. Пойми, ты не хочешь знать то, что знаешь, и от этого думаешь, будто не знаешь. Твой настоящий ум знает столько, сколько надо, а то, что тебе кажется умом, просто не хочет это трогать, и некоторый вещ он трогать сам не может.

— Почему это не может? Разве нельзя подумать о чем угодно? — удивился я, забыв, что спрашивал, вообще-то, о смерти.

— Ха, подумать — это значит вспоминать то, что тебе рассказали. Если тебе что-то не рассказали, как ты подумаешь? Вот, подумай о такой вещ, — старик натянул на себя немного клеенки со стола и уперся в нее изнутри пальцем. — Вот ты. Видишь, что ты — есть?

— Ну.

— Вот нет. — Старик убрал палец, вновь разгладив клеенку. — А только что был. Клеенк девался куда-нибудь?

— Нет, — покорно выдохнул я, уныло предчувствуя, что сейчас буду также констатировать наличие пальца и в который раз убеждаться, что я — не твердый предмет посреди пустоты, а временный всплеск на поверхности Реки, и так далее, и тому подобное, но старик, как обычно, не пошел по старому следу.

— Вот, что ты видел, это смерть. Я палец убирал, бугра на клеенк нет — все. А человеческое — это как рисунок на клеенк. Из него не видно, как палец был, как убрал, из него даже клеенк не видно, понимаешь? Ты видел, как бугор стал, как не стал — почему?

— Почему?

— Снаружи смотрел, юлярка.[33] Если ты был внутри узор, сам был узор, ты бы что видел? Как вверх идешь, потом вниз, — старик изобразил рукой горку, словно вернувшийся с вылета истребитель. — Вверх, вниз, почему, куда придешь — ничего не видишь. Вокруг один краска, слева, справа, — а она такой же, тоже ниче не знает. Вверх — ниче нет; снизу — клеенк, куда смотришь? Только вбок, а там такой же юлярка, верх-низ ходит. Умер-родился, вот и все.

— Но как краске оторваться от клеенки?

— Э-э, малай, вправду юлярка, — засмеялся старик. — Ты ж не краска, краска это то, что люди сказали. Ты не только это, ты еще и человек, ты можешь.

Какое-то время мы просидели в молчании, наблюдая за распаренными чаинками, падающими в высокой колбе пафосного заварочника с сетчатым прессом. Я потыкал в картошку — нет, сыровата еще, пусть покипит.

— Щас пообедаем, пойдем с одним человеком поговорим. Он тебе объяснит все, ты сразу поймешь.

— Он тоже… Ну, как ты?

— У-у… Вот он точно все знает, — совершенно серьезно подтвердил старик; я тогда, огорошенный таким сообщением, и не заметил, что его ответ — ловкий соскок с темы.

После обеда я впал в приятное сытое оцепенение, вызванное, видимо, резко упавшим давлением — со стороны трассы подошла туча, и трава вдоль забора напротив уже резко пригибалась под холодным грозовым ветром, гнавшим по улице облака пыли. Мне захотелось почувствовать на лице чистый холод грозы и первые капли, и я вынес табуретку с тазом на улицу и сел на вторую ступень. Мытье посуды превратилось из надоедливого довеска к любой трапезе во вполне осмысленное и приятное занятие. Вылив грязную воду под смородину, я занес и расставил посуду, собираясь вернуться и просто покурить на крыльце; что мы никуда не пойдем, было ясно, надо ж дождаться окончания дождя. Однако Тахави вышел из комнаты в рыбацком плаще и подчеркнуто удивленно поглядел на меня — типа, а ты че, еще не готов?

— Тахави абый, а может, на машине? Дождь вон какой собрался, — я ткнул пальцем на вздувающиеся занавески; по крыше веранды ударили первые капли, а в хлопающие створки донесло слабое урчание далекого еще грома.

Тот только помотал головой, протягивая какой-то квадратный сверток. …Ну, нет, так нет. Может, два шага пройти, — думал я, облачаясь в слежанную ветхую плащ-палатку.

Однако мы сначала отправились к магазину, где Тахави сказал мне купить бутылку водки. Я удивился и взял пузырь «Чарки», хотел было еще взять какой-никакой закуси, но старик подтолкнул меня к выходу, и мы пошлепали по стремительно зарождающимся лужам в сторону центра. Уже за центром, после школы, дождь разошелся вовсю, колеи заполнились до краев, по улочкам понесло пенные ручьи, и мы скользили и прыгали по островкам травы. У богатого, но небрежно содержащегося дома Тахави остановился, и, проигнорировав звонок, постучал по гулкому столбу ворот, крашенному облупившейся серебрянкой. Звякнула цепь, по лужам раздались шлепки чего-то очень большого, я аж сжался и ощутил в яйцах неприятный холодок, однако лая не было — пес молча стоял у калитки. Скрипнула разбухшая дверь, и кто-то изнутри с трудом выбил ее с двух увесистых пинков, заставив дребезжать стекла веранды.


Еще от автора Беркем аль Атоми
Мародёр

Бесчеловечный роман широкоизвестного сетевого автора рассказывает о торжестве западной демократии на Урале.Рыба сгнила с головы. Засевшие в Кремле агенты влияния других стран сделали свое черное дело под прикрытием гуманистических либеральных лозунгов. Коррумпированные политики продали Россию, разрешив ввод натовских войск для контроля за ядерными объектами и «обветшалыми» пусковыми установками.Так пришел знаменитый Полный Песец. Холод, тьма. Голодные одичавшие жители некогда развитого промышленного города истребляют друг друга за пригоршню патронов или пластиковую бутылку крупы.


Каратель

Третий год демократии иракского образца на российской земле. Государства РФ больше нет, слово «Россия» запрещено цензурой, есть NCA — Северная Центральная Азия, политкорректное название оккупированной территории. В некогда секретном оборонном городке хозяйничают американцы и их слуги самых разных национальностей. Стратегические атомные объекты взорваны, а развалины заминированы. Местных жителей расстреливают, как одичавших собак, сотрудники частных охранных фирм. Хаос глобальной социальной катастрофы закончился, наступила эра Нового Порядка.


Ржавые острова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Темные Земли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Паникерство как точная наука

Прислал один мудак письмо. Пишет: вот, мол, ты психованный параноик и этими "Мародерами" народ смущашь. Паникерство разводишь, и тупые ведутся на твои больные загоны. Умиляет - сучонок, видимо, оказался зело чувствительным человеком, тоже чует всю эту движуху, перепугался до поноса, и на мне же оттоптаться вздумал. Еще такой пытается быть типа вежливым, взять эдакий покровительственный тон - вместо того, мол, чтоб употреблять несомненный ваш талант на созидание, позитив нести, вы, дурачок, кликушествуете тут.


Статьи

Статьи из сборника «Мародер. Каратель. Другой Урал».


Рекомендуем почитать
Исцеление головной боли. Комплексная практическая программа самопомощи

В современном мире миллионы людей страдают от различных видов головной боли. Джан Мундо, знакомая с этой проблемой не понаслышке, разработала уникальную методику самостоятельного лечения и профилактики мигрени. Эта книга научит вас находить источник головной боли, предотвращать ее приступы и облегчать интенсивную боль естественным образом – без использования лекарств с их побочными действиями. В основе методики Мундо лежит соматический подход, который заключается в работе с внутренним осознанием собственного тела, разума, эмоций и духа.


В преддверии Храма

Анни Безант (1847 – 1933) – ученица и последовательница Елены Блаватской, в течение двадцати шести лет – президент теософского общества, автор многих ярких работ по теософии. Книги Анни Безант вводят читателя в сокровищницу древней мудрости и сокровенного знания.«Но если вы хотите знать, не только надеяться, не только страстно желать, не только верить, но знать с несомненностью и убежденностью, не способной колебаться, тогда вы должны искать Божественный дух не вне, а внутри себя».


Дитя с зеркалом

Мудрость — двуликий Янус. Одно Её лицо — знание, другое — опыт. Пережить духовный кризис — это значит получить опыт Мудрости. Опыт, после которого смерть перестаёт быть смертью. Жизнь рождается заново, а душа обретает силу. Смерть во имя рождения. Опыт переоценки всех ценностей. Крушение кумиров, гибель богов, утилизация иллюзий… Мы уходим, чтобы вернуться. Мы возвращаемся, чтобы быть навсегда. Таков опыт духовного кризиса, таков опыт Духа. Опыт, без которого Мудрость — лишь игра отражений, лишь иллюзия смысла, лишь пустая забава, «ДИТЯ С ЗЕРКАЛОМ».Свобода — это взгляд в лицо собственному страху!«Я гонялся за солнечным зайчиком, за каким-то слабым отблеском, лучиком… Я, окружённый со всех сторон ярким солнечным светом! Бездной Света!»Сайт в Интернете, посвящённый Анхелю де Куатьэ: www.FourZero.net.


Вигьяна Бхайрава Тантра. Книга Тайн. Том 2.

Во второй том настоящего издания вошли вторые 16 глав и, соответственно, медитационные техники с 25-й по 47-ю, соответствующие второму тому первого оригинального издания, состоящего из пяти томов. Данный том содержит два цикла бесед Ошо, посвященных, в основном, зрительным и слуховым техникам. Эзотерические практики большинства религиозных традиций основаны на одной-двух техниках Вигьяны Бхайравы Тантры. Вследствие этого материал тома является достаточно автономным - любой из техник может оказаться достаточно для Вашей трансформации...


Реальная магия

Вы не найдёте в этой книге того, что ожидаете найти; даже для меня она оказалась не такой, как я ожидал. Её смысл полностью раскроется лишь после того, как она устареет.


Любовь, цивилизация, всевышний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Уакерос

He сидится «черному археологу» Бетси МакДугал в родовом имении. Как же, ведь опять дует попутный Ветер Странствий, манящий в дальние экзотические страны. Таинственный мир ацтеков с их кровавыми обрядами, сохранившийся в глубинах мексиканских гор. Колумбийское озеро Гуатавита, где по преданию спрятаны сокровища Эльдорадо. Пещерный храм в одной из провинций Китая. И поиски мощных артефактов, оберегаемых не менее сильными Хранителями.Только отчаянным сорвиголовам по плечу состязание на равных с древними таинственными Силами, ревностно стерегущими тайны истории.


Урман

Не в радость была Кудеславу жизнь в глуши, бередила ему сердце мечта о дальних странах. Шесть лет проскитался он по чужим краям с отрядом воинов-урманов, славы не снискал, богатства не обрел, но зато обучился ратному делу.Вернулся в родной дом, а там уж забыть его успели. И хотя он теперь всегда первый среди родовичей — и в бою, и на охоте — не считают его больше за своего. Вот если только беда в ворота постучится, тогда и позовут Кудеслава — выручай, Урман…


Витязь

Май 1942 года. Самолет командира эскадрильи, летчика-истребителя, героя Советского Союза капитана Александра Савинова сбивают в воздушном бою над Баренцевым морем.X век. Дружина русского князя Ольбарда на лодьях вышла в боевой поход в Полуночное море. Темное хмурое небо, ледяные волны. Вдруг… сквозь расступившиеся тучи хлынул поток солнечного света. На воду, как мост, легла радуга. И человеческая фигура, сияющая в лучах солнца, скользнула над волной и упала в воду рядом с лодьей.Так Савинов попадает в мир наших предков и становится для них «человеком с неба», вернувшимся из Вальхаллы.Трудное и прекрасное время.


Выбор воина

Продолжение романа «Витязь». X век. Герой Великой Отечественной, летник-истребитель Александр Савинов, а ныне вождь русов Олекса снова творит историю. Сражения на суше и на море, дальние походы; любовь и слава, храбрость и мужская дружба… Савинов побеждает в этой войне, но та, первая война для него еще не закончилась… Судьба ставит его перед выбором.