Другой класс - [28]
– Я, конечно, не очень хорошо во всем этом разбираюсь, – сказала Китти, – но теперь события развиваются так быстро. По-моему, нам просто необходим кто-то, способный все взять в свои руки и помочь нам в соревновании с другими школами в условиях быстро меняющегося рынка. Я думаю, Рой, что Харрингтон будет нам полезен. Нам всем. Ей-богу, «Сент-Освальдз» нуждается в человеческом лице.
Человеческое лицо? У Джонни Харрингтона? Великие боги! Неужели я единственный, кого он еще не успел соблазнить?
Я заметил, что Китти сегодня надела строгий офисный костюм – впервые с тех пор, как я ее знаю. Вот что делает с человеком продвижение по службе! Впрочем, не стоит ее за это упрекать. Китти всего тридцать пять, она еще молода, и ей светит многообещающее будущее. И, вполне возможно, она совсем ничего не знает о том, что случилось здесь двадцать четыре года назад. А вот доктор Дивайн – дело другое. На него я возлагал куда большие надежды. И на Эрика тоже. Ведь Эрик был здесь с самого начала, хотя ему, наверное, многое хотелось бы позабыть; однако тот, кто не желает помнить прошлое, обречен непременно его повторить.
Впрочем, мне, должно быть, не стоило так строго судить и своих коллег, и себя самого. Ведь тогда, осенью 1981 года, никто из нас не заметил приближения тех ужасных событий. Никто из нас не догадался, что способно в итоге произрасти из того, самого первого, невероятного семени – так «на глазах у изумленных зрителей» из шляпы фокусника «произрастает» нескончаемая гирлянда ярких бумажных цветов, и безвкусные эти цветы еще долго потом красуются на чьей-то могиле…
Глава седьмая
Осенний триместр, 1981
Дорогой Мышонок!
А знаешь, так ведь было не всегда. И притворяться мне приходилось далеко не всегда. И отец мой не всегда был таким напыщенным, а мама иногда даже улыбалась. Но потом на нас обрушилось Горе. Именно так, Мышонок, с большой буквы. Горе – это то, что посылает нам Господь, когда считает, что мы уделяем Ему слишком мало внимания. Это может быть рак, или саранча, или фурункулы по всему телу. Или просто несчастный случай. Или, например, Бог может у вас что-то отнять. Что-нибудь особенно вам дорогое. Вашу любимую драгоценность, или возможность пользоваться руками и ногами, или в некоторых случаях даже жизнь.
У нас Господь отнял моего брата.
Его настоящее имя было Эдвард, но мама и папа всегда называли его Кролик Банни. Мне было семь лет, когда он умер. На самом деле из-за него меня и в школу отправили, потому что до его рождения мама сама меня воспитывала, дома. Но когда родился Банни, она решила, что воспитывать сразу двоих детей – это чересчур, и я оказался в «Нетертон Грин». Пока я учился в школе, мама дома воспитывала Банни.
В школу мне совсем не хотелось. А эта школа, «Нетертон Грин», оказалась какой-то ужасно шумной и очень большой. И там было слишком много других детей, а я других детей не очень-то любил. Я их даже немного боялся. Так что в первые три дня я там вообще ни с кем не разговаривал, только лаял, как собака. Мне казалось, что так лучше, потому что собак люди любят. Но в итоге я только заработал кличку «придурок», да так с ней и остался.
Никто мне толком не рассказал, что же на самом деле случилось с Банни. Наверное, родители решили, что я еще слишком мал. Они сказали только: «Его забрал Господь». Все остальное я узнал от чужих людей. В общем, мама решила выкупать Банни и, пока малыш плескался в ванне, отошла на минутку, чтобы ответить на телефонный звонок. Всего на одну минуту! Да и Банни к этому времени был уже довольно большой, почти два года. И все-таки он ухитрился утонуть, хотя воды в ванне было едва дюймов на шесть[43].
По-моему, именно тогда я впервые начал по-настоящему бояться Бога. Если Он смог забрать Банни, значит, может забрать и меня. И, что еще хуже, мои родители без конца говорили об этом, словно попасть в рай – это какая-то веселая экскурсия вроде поездки в Диснейленд. Но иногда я слышал, как мама плачет у себя в комнате. А еще как-то раз я в церкви подслушал разговор миссис Плам с миссис Констебль, и миссис Плам сказала, что моя мама ничуть не лучше других и теперь-то, возможно, ей станет ясно, что у Бога любимчиков нет.
Миссис Констебль моих родителей не любила, потому что папа когда-то давно сказал кому-то в церкви, что дочка миссис Констебль живет во грехе с одной женщиной из Лидса. После этого миссис Констебль вообще перестала с моими родителями разговаривать, а мистер Констебль создал «Группу поддержки гомосексуальных семей», а это, по словам моего отца,
