Я перешел мост Манеса, миновал заснеженные многоярусные сады. Я не думал о возвращении, но не мог с полной уверенностью сказать, что никогда не вернусь. Я высвободил будущее из сети планов; теперь оно сияло светом, угасшим в мире, где было нашим слугой. Я не знал, что меня ждет, будет ли пребывание в другом городе бесконечным отрицанием привычной пьесы или же ее переплавкой и очищением в древнем пламени. Меня это не волновало, отдавшись на милость дороги, я не знал, повелит ли она мне в будущем навсегда остаться за стенами или вернуться назад с отрезанными драконьими языками в сумке. Того, что мы называли будущим, больше не существовало, было лишь чистое и цельное пламя времени, лишь зарево сущего, в нем пульсировали темные соки созревающих прошлых деяний и форм и невнятные запахи бесшумно приближающихся чудовищ. Я поднимался по крутым улочкам вдоль задних фасадов дворцов, я не торопился, я даже не знал, куда сверну на следующем перекрестке. Я размышлял о том, чем буду заниматься в другом городе: стану ли золотоискателем в джунглях книг, монахом в монастыре под крышей старого дома в Либени, рыбаком, что ходит за уловом в темное внутреннее море и видит вдалеке светящиеся лампы вечерних комнат? Раньше я сумасбродно полагал, что можно провести отпуск в другом городе, вернуться и написать о своем отдыхе книгу. Что ж, тогда я оставлю здесь книгу о встрече и о границе. Остальные мои книги будут написаны буквами другого города и напечатаны в ночных типографиях, что скрываются за пальто в шкафах. Быть может, какая-нибудь из моих книг окажется на полке букинистического магазина и кто-то, подобно мне, завернет туда в дождь или метель, с удивлением увидит, как из-за книг с другой стороны полки покажется нежная женская рука и вложит в промежуток между томами книгу; потрясенный, он достанет и откроет ее, будет рассматривать страницы, испещренные незнакомыми значками, потом наклонится, заглянет в темную щель на полке между книгами и увидит огни, мерцающие на черной глади, ощутит запах каменных коридоров. Я пересек пустую Градчанскую площадь, у Мартиницкого дворца свернул на улицу Новый Свет, прошел переулком, одну сторону которого составляла каменная стена, скрывавшая невидимые сады, поднялся по разбитой пологой лестнице, тянувшейся вдоль старинной кирпичной ограды. Заблестели рельсы, за ними сверкал на солнце маленький заснеженный сквер, на снегу качались тени деревьев, тревожимых ветром. Я стряхнул снег с лавочки и сел, наблюдая за игрой теней на искрящемся снегу. От Порохового моста медленно приближался трамвай; когда он подъехал ближе, я увидел, что он зеленого цвета. Трамвай тихо остановился перед сквериком, все его двери открылись. Я встал и пошел к нему по снежной белой целине.
