Другой Брежнев - [9]

Брежнев умел быть удивительно разным, даже внешне. Пожалуй, только густые брови в его облике всегда оставались неизменными и были чем-то вроде «маски» Леонида Ильича. «Его по бровям издалека узнавали, — вспоминала молодого Брежнева его супруга Виктория Петровна. — Глаза большие, карие, сочные». А дипломату Борису Колоколову даже цвет глаз Леонида Ильича запомнился иначе: «Взгляд его сине-голубых глаз был добрым и внимательным…» (На фотографиях, надо признать, цвет глаз генсека тоже голубой или синий.)

Кремлевский управделами Михаил Смиртюков вспоминал: «Мои рабочие как-то раз ремонтировали его кабинет в Кремле… А в комнате отдыха — сам. Стоит перед зеркалом и что-то с бровями делает… Не стесняясь рабочих, расчесочкой брови то так, то эдак уложит». Но эта сценка казалась бы не забавной, а вполне естественной, если бы речь шла об актере, которому надо точно войти в тот или иной сценический образ…

А в конце жизни Брежневу довелось посмотреть художественный фильм «Солдаты свободы», где уже другой человек играл его собственную роль. Весьма любопытной была реакция Леонида Ильича на этот фильм. Актеру Евгению Матвееву передавали, что, когда он в образе молодого Брежнева появился на экране, супруга Леонида Ильича заметила:

— По-моему, это ты.

— Нет, — возразил Брежнев, — это артист Матвеев.

Однако, поразмыслив, шутливо согласился:

— Может быть, и я. Брови мои.

«Красив душой — настоящий русский человек!» Любовь к поэзии Брежнев сохранил вплоть до конца жизни. Любовь Брежнева замечала: «Дядя интересовался литературой, читал классику». Из поэтов близок ему был Сергей Есенин. Он особенно любил:

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне.

За вечер мог повторить это стихотворение не однажды. Кремлевский врач Алексей Дойников вспоминал: «Он мог встать в красивую театральную позу и три часа подряд читать наизусть всего Есенина». В 1981 году газета «Известия» напечатала заметку писателя Г. Лезгинцева, который описывал предвыборную встречу с Брежневым в 1963 году: «Вспоминая свои студенческие годы, Леонид Ильич рассказал, как рабочая молодежь зачитывалась стихами, и вдруг стал декламировать нам есенинскую «Анну Снегину». Читал он с большим подъемом. За «Снегиной», по нашей просьбе, Леонид Ильич еще долго читал стихи Сергея Есенина, которые он прекрасно знает».

Поэзию Есенина генсек сравнивал с «душистым маслом». Во время одного из застолий он произнес такой тост: «Не заражайте меня цинизмом… Лучше давайте выпьем за Сергея Есенина, стихи которого я люблю больше себя…»

«Поэзия для него была как религия, — писала Любовь Брежнева. — Вспоминая свое детство, особенно летние каникулы в деревне, он любил читать стихи о красногривом жеребенке: «Милый, милый, смешной дуралей, ну куда он, куда он гонится?» И говорил, что детство его связано с воспоминанием ошалевшего от солнца, запахов и свободы красногривого жеребенка… Я запомнила еще одну фразу, которую дядя любил повторять из есенинских строк: «Я сердцем никогда не лгу»… Знал почти всего Есенина наизусть и говорил, что он ему близок, как брат. «Красив душой, — говорил он о поэте, — настоящий русский человек! — И добавлял: — Неуемное сердце. Вот послушайте:

Я пришел на эту землю,

Чтоб скорей ее покинуть…»

А про себя генсек однажды заметил: «Болит душа… И что делать с этой болью — я не знаю. Но только при боли я и согласен жить… Это есть самое дорогое мне и во мне…»

В 70-е годы «упаднический поэт» Есенин получил официальное признание: вышел трехтомник его сочинений, а в школах теперь учили его стихи.

Кроме Есенина, Брежнев помнил наизусть многое из Пушкина. Его строками тоже иногда выражал свои мысли и чувства. Так, генсек признавался:

— Я устал, давно устал и от снобов в белых перчатках, и от ревнителей домостроя, взявших на себя право и заботы веро-учительства. Спасает только охота и немножко — водка… Видимо, я далеко не профессиональный политический деятель, каковым меня хотят представить на каждом углу… Мне всегда была близка мысль поэта о тайной свободе человека: «Зависеть от властей, зависеть от народа — не все ли нам равно?»

«Бог, великий бог, лежал в пыли!». Брежнев знал также поэзию Блока, Надсона, Апухтина, Твардовского. В 70-е годы нередко читал их стихи по памяти во время застолий. Любовь Брежнева вспоминала один свой разговор с Леонидом Ильичем: «Зашла речь о Павле Когане, поэте, рано погибшем во время войны. Леониду очень нравились его стихи: «Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал». Нравились потому, что они были ни о чем». (С этим поэтом наш герой познакомился лично — они встречались на фронте под Новороссийском.)

Между прочим, собственные стихи Брежнева («Это было в Лозанне, где цветут гелиотропы…») выдают и знакомство со стихами Игоря Северянина:

Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж —

Королева играла — в башне замка — Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

А словечко «шокинг» Леонид, вероятно, позаимствовал из другого стихотворения Северянина — «Цветок букета дам»: