Другие редакции и варианты - [6]

Отныне мы – друзья. Освобожден от мук,

Я руку жму твою: благодарю, мой друг!

Итак, теперь с тобой в беседе откровенной

Склониться я могу главою утомленной

На дружескую грудь… Но что я вижу? – Ты

Краснеешь; с робостью стыдливой красоты

Оправить на плечах спешишь свою косынку, –

Зачем же? – Я в тебе уже не властелинку,

Но друга признаю. Робеть тебе не след,

Таиться не к чему: для друга тайны нет.

В любви остерегись – для ней нужна ограда,

Не должно выходить там из-под строгих мер;

Но мы с тобой – второй неслыханный пример

Ореста верного и милого Пилада

 –

Должны быть запросто; условий светских груз

Не должен бременить наш искренний союз, –

И, смело действуя и рассуждая здраво,

Должны любовникам мы предоставить право

Смущаться и краснеть, бледнеть и трепетать.

А мы… Да осенит нас дружбы благодать!

Нам дозволительны – огонь рукопожатий

И крепкий сплав сердец и дружеских объятий,

И как бы ни было, при солнце иль луне,

Беседы долгие, в тиши, наедине.

Лебедь

Ветерок едва колышет

Воду в сонных берегах.

В шепотливых камышах.

Белоснежна и чиста:

Что так важно, лебедь белый,

Иль доставил пользу нам?

Вечно вымыт добела,

Я плыву – и грязь земная

Не пятнает мне крыла.

Он не стоит сладких песен,

Злобный, жалкий человек.

Но – в миг смертный, в сладкой муке,

Вдохновенной песни звуки

И блаженный мой наследник

Туча дум найдет: могучий

То перо возьмет – пора!

И под мглою думной тучи

С лебединого пера!

От груди моей остылой,

И, когда любовь отгонит

Сон от девственных очей,

На него слезу уронит

Дева в сумраке ночей,

Кос виющихся змеями

Этот пух переплетет,

Обовьет его руками

И прильнет к нему устами

И к груди его прижмет,

И огнем ее дыханья

Этот пух начнет дышать

И на персей колыханья

Колыханьем отвечать.

Где нырял я, полн отваги,

Но на месте, где плескаться

Ночи мирная звезда

И тщетно все

Казалось мне: довольно я томился.

Довольно мне, сказал я, милых петь!

Мой день любви навеки закатился –

И бог с ним! Пусть! Чего о нем жалеть?

Пришла пора степенного раздумья,

Довольно мне струной любви бренчать

И титулом торжественным безумья

Ребяческую глупость величать!

Догадка Быть может

Когда ты так мило лепечешь «люблю»,

Волшебное слово я жадно ловлю;

Оно мне так ново, так странно, так чудно!

Не верить – мне страшно, а верить – мне трудно.

Быть может, ты, сердца следя моего

Одни беспредметно-слепые стремленья

И сжалясь над долей его запустенья,

Подумала: «Дай, я наполню его!

Он мил быть не может, но тихо, бесстрастно

Я буду питать его чувства порыв;

Не боле, чем прежде, я буду несчастна,

А он… он, быть может, и будет счастлив!»

И с ангельской лаской, с небесным приветом

Ко мне обратила ты дружеский взор –

И в сердце моем, благодатно согретом,

Все радости жизни воскресли с тех пор.

О, ежели так – пред судьбой без упорства

Смиряя заносчивых дум мятежи,

Готов я признать добродетель притворства,

Заслугу неправды, достоинство лжи.

Чрез добрую цель оправдание средства,

Безгрешность коварства и благость кокетства.

Не зная, как сладить с судьбой и людьми,

Я жил безотрадно, а ты, из участья

Несчастному кинув даяние счастья,

С радушной улыбкой сказала: возьми?

О, ежели так – для меня ненавистен

Яд правды несносной и тягостных истин,

С которыми свет мне был мрачен и пуст,

Когда я, блаженства проникнутый, дрожью,

До глупости счастлив прелестною ложью

Твоих обаяньем помазанных уст.

Мелочи жизни

Вместо Мучительный, из терний соплетенный,

Под ним для язв целенья в мире нет,

Но всё ж венец! – А это сор презренный

Скудельных зол и черепичных бед.

За роем рой! Одни едва лишь сбиты –

Те сыплются, ты их глотаешь вновь,

А на душе осадок ядовитый

От них растет и входит в плоть и кровь.

Христианские мысли перед битвами (В дни св. Пасхи 1855 г.)

Да, кару высшую в войне сознали мы –

Потомки Каина. Ее несут народы

И терпят над собой, как терпят зло природы,

Как родовый недуг, как черный пир чумы,

Не знаем, что творим!.. Но благо провиденье!

Мы в зле от вящих зол приемлем исцеленье.

Коснея в тишине, наш тучный эгоизм

Благоутробствуя, не мыслит протрезвиться.

Нам нужно потрясать больной наш организм,

Чтоб язвам внутренним не дать укорениться,

Нам нужно молнии, чтоб прояснить глаза,

Чтоб образумить нас, нам надобна гроза.

Чтоб хоть росток зерна, что мир зовет любовью,

Нам вызвать, мы должны обрызгать почву кровью;

Пусть девятнадцатый наш не гордится век!

Он темен, человек и в нем лжечеловек!

И если варварством не дышат в цирках игры

И смертные на бой с зверьми не сведены,

Зато весь мир наш цирк, в котором львы и тигры

Христолюбивыми людьми заменены.

Страданья крестные Распятого мы множим,

И распинаем вновь его мы каждый час:

Всё губим мы себя и всё сгубить не можем,

Он гибнуть не дает и всё спасает нас.

Несколько слов о Крылове (При воздвигнутом ему памятнике)

А тут толкованье начнется

Фигур и значения их,

И басни стишок подвернется,

А если зартачится стих

И в горле засядет занозой, –

Чтоб в грязь не ударить лицом,

Махнет толкователь и прозой.

Да с рифмой, да с красным словцом.

К России

Того, сего или иного ради

Всё поднялось враждебно против нас.

Там продувной племянник лезет в дяди

И, всякими неправдами крепясь,

Весь мир мутит, пытаясь нас ослабить.

Там Англия (всегда не прочь пограбить,

Где случай есть), прижав как раз к нему