Другие люди. Таинственная история - [44]
— Мэри, а ты знаешь про Расса? Представляешь, он ведь даже читать и писать не умеет.
Неожиданно для себя Алан почувствовал, что не испытывает той радости, которую втайне рассчитывал испытать после распространения столь интригующих сведений.
— Бедный Расс, — сочувственно прошептала Мэри.
Мэри продолжала читать в лучах увядающего солнца. Она перевернула страницу. Время от времени ее темную челку взбивал порыв заплутавшего ветерка. Она наклонилась и задумчиво почесала голую лодыжку. Потом перевернула страницу. При этом на ее лицо упал свет, так как, переходя к следующей странице, она просто приподнимала голову, а не переводила взгляд. Но и не переводя взгляда, она знала, что Алан тревожно следит за ней из окна гостиной, подобно невзрачной рыбешке, выглядывающей из аквариума.
Далее. Мэри чувствовала, что скоро Алан наберется смелости и подойдет к ней. Знала она также, что он и сам понимает: не стоит ему этого делать, потому как его присутствие ей совершенно ни к чему и может вызвать лишь еще большую жалость и скуку. Но все же ему придется это сделать, ведь решения за него принимала любовь. И если он не поспешит, его опередит Расс. По странной прихоти судьбы, Расс, по-видимому, мог вести себя с Мэри практически как хотел — и на людях тоже, — совершенно непринужденно и раскованно. К этому времени она уже провела целых два вечера, сидя у него на коленях. И не могла не признать, что ей там было очень уютно, да и Алан, кажется, особо не возражал. Он все время смотрел в другую сторону и был всецело сосредоточен на остатках своей шевелюры. И так и не высказал своего мнения по этому поводу.
Уголком глаза — тем местом, где глаз соединяется с мозгом и его радаром, — Мэри наблюдала за тем, как Алан подбирается к спуску в садик. Она перевернула еще одну страницу. Его фигура снова возникла на невысоком деревянном балкончике, откуда он обратил взгляд на небо, словно просто наслаждаясь свежим вечерним воздухом. Кажется, еще немного, и для демонстрации беззаботности и жизнерадостности он начнет насвистывать. Что он, собственно, и сделал. Боже, какое это было жалкое блеяние! Она перевернула очередную страницу. Вот он уже занес ногу в воздух, чтобы поставить ее на первую ступеньку, ведущую в садик, как вдруг услышал за спиной знакомый шум и суматоху. Расс! Решение посвистеть оказалось величайшей ошибкой! Он смиренно отошел в сторону и принялся с глубочайшим интересом разглядывать цветы, меж тем как Расс вприпрыжку спускался по ступенькам.
— Вот ты где, мой цветик ненаглядный, — промурлыкал Расс.
Мэри отложила книгу в сторону. Когда рядом Расс, о чтении можно забыть. Он предпочитал играть, в основном щипаться и щекотать. Так они забавлялись минут двадцать. Мэри хохотала до колик, катаясь по пледу и дрыгая ногами, — Расс такой смешной, призналась она себе. Потом Расс взял Мэри за руку и повел вверх по ступенькам. Алан по-прежнему торчал на балконе, дотошно изучая растения. Когда Мэри проходила мимо, он повернулся в ее сторону, и она отчетливо услышала звук вырываемых из головы волос. Он обалдело посмотрел на свою руку: урожая в ней хватило бы на небольшую косичку. Поднял взгляд на Мэри. Они одновременно подумали о том, что для подобных операций его богатства хватит ненадолго. По сути, раза на три-четыре, не более.
Мэри вошла вслед за Рассом в гостиную. Ей было искренне жаль Алана, и она очень хотела, чтобы он наконец прекратил так убиваться из-за своих волос.
Все смены успели отужинать, телевизор исчерпал программу передач на сегодня, и обитатели сквота по одному или по двое разошлись по своим комнатам. Лишь Мэри, Расс и Алан все еще сидели в общей гостиной.
Мэри примостилась у Расса на коленях. Она плохо представляла, как следует ей вести себя в сложившейся обстановке, да и имеет ли это вообще какое-нибудь значение. Расс просто взял и посадил ее к себе на колени. Однажды Алан тоже попытался так сделать, но его эксперимент не увенчался успехом. Он усадил ее как можно дальше, и его так затрясло, что, когда Мэри пыталась что-то сказать, голос ее дрожал. Тогда она встала и пересела на колени к Рассу. Там было гораздо удобнее. Расс усаживал ее поглубже и крепко к себе прижимал, надежно обвившись руками вокруг талии.
— Чего ты печешься об этом жалком гребаном лохе? — спросил ее Расс, кивком указывая на пристыженно улыбающегося Алана.
Мэри пожала плечами. Ей было нечего сказать. Теперь все вечера заканчивались подобным образом. Это вызывало у нее беспокойство, причину которого она не могла себе объяснить. Но мальчикам, кажется, такое времяпрепровождение было в радость. Расс звонко чмокнул ее в ухо. Она для удобства обняла его рукой за плечи.
— Ты да я, мой пупсик, — громким шепотом вещал Расс, — мы могли бы взлететь до небес. И исполнить там нежнейшую серенаду. Ммм-хммм… Да ты, ты только посмотри на него!
— Ну чего ты, Расс, — робко промямлил Алан.
— Да он будет лыс, как яйцо, через… через полчаса. Ха! Да у меня больше волосни под левой подмышкой, чем у него на всей его тыкве. Глянь-ка на мою грудину. — Расс глубоко втянул живот. Мэри потрогала его грудь, чтобы что-то сделать. — Сечешь? А теперь взгляни на этого мудачка, на Алана!
Новый роман корифея английской литературы Мартина Эмиса в Великобритании назвали «лучшей книгой за 25 лет от одного из великих английских писателей». «Кафкианская комедия про Холокост», как определил один из британских критиков, разворачивает абсурдистское полотно нацистских будней. Страшный концлагерный быт перемешан с великосветскими вечеринками, офицеры вовлекают в свои интриги заключенных, любовные похождения переплетаются с детективными коллизиями. Кромешный ужас переложен шутками и сердечным томлением.
Этот роман мог называться «Миллениум» или «Смерть любви», «Стрела времени» или «Ее предначертанье — быть убитой». Но называется он «Лондонские поля». Это роман-балет, главные партии в котором исполняют роковая женщина и двое ее потенциальных убийц — мелкий мошенник, фанатично стремящийся стать чемпионом по игре в дартс, и безвольный аристократ, крошка-сын которого сравним по разрушительному потенциалу с оружием массового поражения. За их трагикомическими эскападами наблюдает писатель-неудачник, собирающий материал для нового романа…Впервые на русском.
Знаменитый автор «Денег» и «Успеха», «Лондонских полей» и «Стрелы времени» снова вступает на набоковскую территорию: «Информация» — это комедия ошибок, скрещенная с трагедией мстителя; это, по мнению критиков, лучший роман о литературной зависти после «Бледного огня».Писатель-неудачник Ричард Талл мучительно завидует своему давнему приятелю Гвину Барри, чей роман «Амелиор» вдруг протаранил списки бестселлеров и превратил имя Гвина в международный бренд. По мере того как «Амелиор» завоевывает все новые рынки, а Гвин — почет и славу, зависть Ричарда переплавляется в качественно иное чувство.
«Успех» — роман, с которого началась слава Мартина Эмиса, — это своего рода набоковское «Отчаяние», перенесенное из довоенной Германии в современный Лондон, разобранное на кирпичики и сложенное заново.Жили-были два сводных брата. Богач и бедняк, аристократ и плебей, плейбой и импотент, красавец и страхолюдина. Арлекин и Пьеро. Принц и нищий. Модный галерейщик и офисный планктон. Один самозабвенно копирует Оскара Уальда, с другого в будущем возьмет пример Уэлбек. Двенадцать месяцев — от главы «Янтарь» до главы «Декабрь» — братья по очереди берут слово, в месяц по монологу.
«Беременная вдова» — так назвал свой новый роман британский писатель Мартин Эмис. Образ он позаимствовал у Герцена, сказавшего, что «отходящий мир оставляет не наследника, а беременную вдову». Но если Герцен имел в виду социальную революцию, то Эмис — революцию сексуальную, которая драматически отразилась на его собственной судьбе и которой он теперь предъявляет весьма суровый счет. Так, в канву повествования вплетается и трагическая история его сестры (в книге она носит имя Вайолет), ставшей одной из многочисленных жертв бурных 60 — 70-х.Главный герой книги студент Кит Ниринг — проекция Эмиса в романе — проводит каникулы в компании юных друзей и подруг в итальянском замке, а четыре десятилетия спустя он вспоминает события того лета 70-го, размышляет о полученной тогда и искалечившей его на многие годы сексуальной травме и только теперь начинает по-настоящему понимать, что же произошло в замке.
Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение — снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца… пока не понимает, что его очень крупно «кинули».
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.