Другая Селия - [3]

То, что приподняло вуаль ее статистической обычности, было явной целеустремленностью. Ее глаза лишь поверхностно скользили по машинам, тротуарам, лестницам, дверям. Словно она проецировала все важные составляющие себя в ту свою пустую комнату и нетерпеливо дожидалась, пока ее тело туда доберется. В комнате, все-таки, что-то было, либо ей надо было там что-то сделать, чего она не могла и не желала дожидаться. Так стремятся после долгой разлуки к любимым, или к смертному ложу, к последнему, решающему мгновению. Это было прибытие не того, кто просто хочет, а того, кто страстно жаждет.

Слим застегнул рубашку, чуть приоткрыл свою дверь и бочком выскользнул. Он застыл на секунду на своей площадке, словно громадный лось, нюхающий воздух, прежде чем спускаться к водопою, потом пошел вниз по лестнице.

Единственный сосед Селии Сартон в северном крыле - старая дева с бутылками - устраивалась на вечер: привычки у нее были весьма регулярными и Слим хорошо их знал.

Совершенно уверенный, что его не увидят, он подобрался к двери девушки и замер.

***

Она была там, порядок. Он видел свет, сочащийся по краям плохо пригнанной двери, и чувствовал ту разницу между занятой и пустой комнатами, которая существует, как бы тихо не вел себя жилец. А там было тихо. Что бы ни влекло ее в комнату с такой опрометчивой настоятельностью, что бы она там ни делала, это делалось совершенно беззвучно и без движения, которое он мог бы засечь.

На долгое время - шесть минут, семь - Слим застыл там, приоткрыв рот, чтобы уменьшить звук собственного дыхания. Под конец, покачав головой, он удалился, взобрался по лестнице, вернулся в собственную комнату и, нахмурившись, улегся на постель.

Он может только ждать. Да, ему надо подождать. Никто не делает что-то одно очень долго. Особенно, если при этом нет никакого движения. Через час, через два...

Прошло пять часов. В половине одиннадцатого какой-то слабый звук с нижнего этажа заставил полу дремавшего Слима вскочить с постели и приникнуть к своему глазку во фрамуге. Он увидел, как Сартон медленно вышла из коридора и остановилась, оглядываясь вокруг, но ни на что в отдельности, как кто-то слишком долго просидевший в судовой каюте, и появившийся на палубе не столько подышать свежим воздухом, сколько оглядеться и размять глаза. А когда она пошла вниз по лестнице, то шла легко и не торопилась, как словно бы (снова) важная часть ее оставалась в комнате. Но в данный момент что-то для нее было закончено, а то, что еще предстояло, не было важным и могло подождать.

Застыв с рукой на дверной ручке, Слим решил, что он тоже может подождать. Искушение направиться прямо в ее комнату было, конечно, громадным, но осторожность - тоже важная штука. Предварительно установленные ее привычки не включали в себя полуночные прогулки.

Он не знал, когда она может вернуться, и было бы глупо, в самом деле, рисковать собственным хобби - не только той его частью, что включала ее, но всем хобби - и быть пойманным на месте преступления. Он вздохнул, мешая смирение с предвосхищением удовольствия, и вернулся в постель.

Меньше чем через пятнадцать минут он поздравил себя сонной улыбкой за мудрое решение, услышав ее медленные поднимающиеся шаги на лестнице внизу, и заснул.

***

Ничего не было в шкафу, ничего не было в пепельнице, ничего в медицинском шкафчике, ничего под кухонным покрывалом. Постель была застлана, ящики комода пусты, а под кроватью лежал дешевый "гледстоун". В нем коробка с тысячью листов писчей бумаги, завязанная блестящей голубой лентой. Не развязывая ее, Слим отогнул бумагу: немного сверху, немного снизу. Он хмыкнул, покачал головой, а потом начал автоматически, но методично, возвращать все на свое места.

"Чем бы ни занималась девушка ночью", мрачно сказал он себе, "оно оставит следы, потому что производит шум."

И с этим он ушел.

Остаток дня Слим провел необычно оживленно. Утром у него было назначение к врачу, днем он несколько часов провел с юристом компании, который, казалось, решил: (а) отрицать наличие какой-либо травмы головы и (б) доказать Слиму и миру, что травмы случилась много лет назад. Он не добился абсолютно ничего. Если у Слима и была другая характерная особенность, столь же поглощающая и маниакальная, как его любопытство, то это была его застенчивость; однако, эти две особенности могли бы стоять на плечах друг у друга и все-таки с почтением смотреть снизу на слимово упрямство. Что ж, упрямство сослужило свою службу. Однако, это все заняло многие часы и он вернулся домой уже в восьмом часу вечера.

Он задержался на площадке третьего этажа и глянул вдоль коридора. Комната Селии Сартон была занята и тиха. Если она появится оттуда около полуночи, измотанная, но с облегчением, то он будет знать, что она снова мчалась вверх по лестнице к своей срочной, но до странного неподвижной задаче, какой бы она ни была... и здесь он прервал себя. Он очень давно осознал бесполезность забивания своей деятельной головы догадками. Могут происходить тысячи вещей, но в каждом конкретном случае происходит лишь одна. Он может подождать и, поэтому, он подождет.