Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой - [11]
Ей придется растолковать коротышке советнику, что значит объединить несколько приходских библиотек в одну городскую.
Кукла такая нарядная. Зачем ты ее раздеваешь? — слышит она голос зятя.
Мать на кухне выпотрошила и зажарила рождественского гуся.
Когда Паула перебирается в Д., новое здание уже готово.
Фройляйн Фельсман выписывала католическую газету и хорошо знала о существовании Михаэльсбунда[12]. Намерения у Паулы с самого начала были наилучшие.
Встречают ее с полным пониманием, приглашают познакомиться с отцами города. На сей раз и обер-бургомистр не увиливает. Его секретарша заказывает столик, и Паула угощается жарким по-цыгански, которое ей усиленно рекомендует приходский священник.
Наши фонды, говорит он, составляют ныне около шести тысяч томов, включая книги, хранимые в ящиках.
Третья утренняя беседа с Паулой
Начинается день: переставляю стол к окну, пододвигаю туда же два стула; я уговорила себя встать, одеться, сварить кофе. Фильтр прохудился. А потом вдруг рядом оказывается Паула, выкуривает мою первую сигарету, ведет себя как дома.
Мне ничего не остается, кроме как достать из посудомойки еще один прибор.
Ты всегда была склонна к покорности? — спрашивает Паула, подставляя свою чашку.
С чего бы это мне быть покорной?
Наливаю кофе.
Гуща в конце концов достанется мне, Паула ее не выносит.
Мы ведь не неуязвимы, говорю я.
Ну разве что если вовремя смоемся, говорит Паула.
И нигде не иметь корней?
Пустить корни, объясняет Паула, значило бы стать на якорь, осесть.
У дерева есть корни. Как же дерево убежит?
Мне по душе образ дерева. За него можно ухватиться.
Съежиться, пригнуться, спрятаться, не подчиниться, говорю я, а в голове мелькает: без страха и упрека.
Нет, сняться с места, упрямо возражает Паула.
Лучше бы мне сегодня спокойно позавтракать одной.
По милости Паулы я становлюсь колючей, задиристой.
Куда? — спрашиваю. Может, в Д.? Смех по утрам так утомителен.
А почему я должна была бояться Д.? — удивляется Паула.
Да и в Киле тоже нечего было бояться. Может, разве только в Нью-Йорке.
Д. был тебе знаком?
Провинциальная тишь да гладь. В Д. не затеряешься.
Еще буквально на днях я была уверена, что ты давным-давно затерялась. Когда ты начала подумывать о Д.?
Позже.
Стало быть, Д. привлекал тебя с чисто профессиональной точки зрения? За двадцать лет твой стиль поведения ни капли не изменился. Ты всегда знала, чего хочешь?
Только не неудачи, безмятежно отвечает Паула.
Удивляюсь людям, которые всегда знают, чего хотят. Они для меня загадка.
Раз тебе так угодно, замечает Паула, считай, что мысль поселиться в Д. была изначально окрашена некоторой сентиментальностью. Д. был мне ближе, чем Киль. Вот я и постаралась не упустить случая.
И ни малейшего опьянения служебным успехом?
Пожалуй, было и это.
Право руководить городской библиотекой. Что хочу, то и делаю. Женщина на руководящем посту.
Или лошадь, на которую сделана ставка, невозмутимо произносит Паула. Все зависит от первого впечатления.
Выходит, начало было иным?
Возможно, говорит Паула, тогда я лишь отметила, что в кабинете жарища, и молча обливалась потом.
Мне необходимо знать, настаиваю я, вправду ли ты полностью отказалась от мысли произвести нужное впечатление — ведь тебе же хотелось выглядеть серьезным специалистом. Много ли было в тебе самоуверенности?
В городских библиотеках тоже предпочитают нанимать мужчин.
Вот я и добралась до кофейной гущи.
Знала ведь, что Паула от нее откажется. И все равно сержусь.
Сломать, говорю я, перевернуть, раскопать, подновить, перестроить, расширить, разровнять и преодолеть!
Насилие, коротко бросает Паула и просит сварить еще кофе.
По-настоящему мы никогда силу не применяли, говорю я.
Паула меняет тему.
Ты знаешь, до французской колонизации население Алжира умело читать, писать и считать, рассказывает она.
У них это называется «усмирить»: безграмотность принесла в страну спокойствие.
Наливаю ей свежего кофе. К завтраку никто ее не звал.
Почему, напрямик спрашиваю я, нас не предупреждают, что библиотекари — народ опасный?
Опасный? — переспрашивает Паула. Нашего брата водят на длинной сворке.
Ты и раньше это знала?
Просто не думала об этом.
Тогда перемены в тебе начались в Д.
Какие перемены?
Городов наподобие Д. пруд пруди, замечает она, значит, по твоей мысли, таких историй должно быть много. Если б вправду так было и люди, вот как я, в растерянности бежали из этих городов, то в конце концов весь наш порядок пришел бы в расстройство — сперва бы началась неразбериха с уровнем квартирной платы, из-за вдруг опустевших квартир, а там и вся экономика пошла бы к черту.
Я представляю себе обезлюдевший город вроде Д.
Можно было бы объявить его музеем. Интересно, кто поедет туда на экскурсию?
Смотри на вещи трезвее, говорит Паула. В городской библиотеке и следа нет того бунтарского духа, каким были проникнуты читальни прошлого века. Списки приобретаемых книг теперь не надо утверждать у начальника полиции. Нынче у нас действует принцип свободы выбора. Книги без опаски выдаются всем и каждому. Точнее, мы больше не держим их под спудом, не подбираем литературу специально — скажем, для посыльных, для подмастерьев и для солдат.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.
Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..