Когда пламя страсти немного поутихло, влюбленных охватило умиротворение. Умиротворение, которое дает уверенность в том, что достаточно одного прикосновения, одного взгляда — и это пламя разгорится вновь, но и умиротворение повседневности, в которой нашлось место для разговоров о повседневных делах.
Кэри сказала:
— Когда Герда уедет, ты сможешь вернуть Абсалома Сеида?
— Это уже улажено. Он должен начать работу на следующей неделе.
— О, я так рада!
Потом наступила очередь Рэндала. Гладя ее руки, он сказал:
— Я виноват. Я ошибся. Мне следовало бы понять, что, несмотря на свою недавно обретенную взрослость, Дениз не справится с таким скользким типом, как Кэлвин, что это она обожжется, а не он. Я не имел права так терпимо относиться к ее делам. Но если происшедшее научит девушку больше ценить Майкла, то все поправимо.
— Но будет ли она больше ценить Майкла? — усомнилась Кэри.
— По контрасту, почему бы и нет? Когда он вернется, мы...
— Нет, Рэндал, пожалуйста!
— Что — нет? — удивился Рэндал. — Что ты хочешь сказать?
— Я не уверена, может, я и ошибаюсь. Но умоляю тебя, пусть они сами разбираются, не надо ими управлять. Мы с тобой уже злоупотребляли этим. Ты сам сказал, что мы любим вмешиваться в чужие дела. Этому следует положить конец. Нужно позволить Майклу завоевать Дениз самому, а не нашими руками. Мне кажется, что в результате он добьется своего. Но на это нужно время... и терпение, которого Майклу ни у кого занимать не надо.
Рэндал недовольно возразил:
— Но он так не уверен в себе! А вдруг он не захочет или не сможет действовать из-за того, что его никто не подтолкнул в нужном направлении?
— Будет очень жаль, но мы должны дать ему шанс. Обещаешь? — взмолилась Кэри.
Он поцеловал ее:
— По просьбе мадам я придержу лошадей. Подписано...
В наступившем молчании оба прислушались к звукам музыки, доносившейся из бального зала. Кэри сказала:
— Мы забыли о гостях.
— Да. Ты хочешь сказать, неизвестно, что они там выкинули, пока мы занимались своими делами. Хочешь к ним вернуться?
— Вернуться? Ох, но... — Она прикоснулась к своему лицу, волосам. — На кого я похожа!
Рэндал приподнял ее подбородок.
— Радостно растрепана. Явно зацелована. Так что не вздумай объяснять кому-нибудь, что у нас было совещание, — никто тебе не поверит.
Кэри счастливо рассмеялась, и они пошли к двери, держась за руки. Вдруг Рэндал остановился и спросил:
— Ты говорила с Розали? Почему она так настоятельно хотела до тебя дозвониться?
— О, у них с Мартином весной родится ребенок!
— Да? — Рэндал поморщился. — Ну, по крайней мере, никто меня не обвинит, что это я устроил. Кого они хотят?
— Мальчика или девочку? Розали не сказала. По-моему, это для них так ново, что это пока просто ребенок. Но, кажется, ее ужасно развеселило, что ты будешь дядей, а я тетей, так как между нами нет других связей.
— Много она понимает, — мрачно проворчал Рэндал. — А действительно, странно...
— Что странно?
— Как на нас смотрят другие. Например, на нас с тобой. Я смотрю на тебя и вижу лицо, которое мне с каждым днем все дороже, и тело, которое я буду любить, и дух, который меня восхищает. А ты видишь меня... таким, каким видишь, — и все же любишь. Для нас в этом есть чудо, волшебство, магия. А для этого младенца мы будем всего лишь дядей и тетей. Но для более отдаленных потомков, скорее всего, мы вообще будем неинтересны, и они просто скажут... например, через сто лет... «А, та компания? Квесты и Донны? Ну, это просто два брата, которые женились на двух сестрах, только и всего!» Мы четверо с застывшими улыбками будем храниться в чьем-то семейном альбоме: какие-то странные личности, на которых всем наплевать. Тебе это не обидно, моя Кэри?
— Обидно? Из-за того, что я буду всего лишь неизвестно чьей родственницей через сто лет, когда у меня есть ты и наше сейчас? А как, по-твоему? — спросила она, подставляя ему губы для последнего поцелуя перед тем, как они выйдут вместе встречать остаток своего первого дня.
КОНЕЦ
